Неизвестен Автор - Раиса, Памяти Раисы Максимовной Горбачевой Страница 17

- Это случилось, когда он уже был первым секретарем?

- Да. А знаете, как хорошо было вдвоем! Специально уходили. Какое это удовольствие! Выехали за город и пошли. И лес, и степь были нашими. И в горах попадали в "переплеты". Но, скажу Вам, самое страшное - оказаться в горах под сильной грозой. Был случай, когда в лесу нас обстреляли какие-то хулиганы. Зашли далеко, в глухомань, и вдруг - выстрелы. Пришлось прятаться. Зато есть что вспомнить.

- А праздники как справляли? Наверняка же были какие-то "семейные сборы" руководства края, во всяком случае - секретарей крайкома. На Ставрополье, по себе сужу, народ живой: и выпить, и закусить, и застольную спеть, или, как у нас говорят, - "сыграть"...

- Конечно, собирались - на Новый год, на ноябрьские праздники. Предварительно деньги сдавали, вскладчину, Михаил Сергеевич такое правило ввел...

А вообще друзей и на Ставрополье, и в Москве у нас много. Были и есть они и среди коллег, и просто среди людей, встреча с которыми "однажды" превращалась в душевную близость на многие годы. ...Шли годы. Менялась жизнь, менялись люди. Менялись и мы. Что-то реализовывали, делали, достигали. Но и проблемы тоже оставались. В последние годы жизни на Ставрополье я все чаще слышала от Михаила Сергеевича не только о трудностях с социальным развитием сел и городов края, материально-техническим обеспечением, неэквивалентности обмена сельскохозяйственной и промышленной продукции, о несовершенстве системы оплаты труда, но и о необходимости глубоких перемен в стране, структурах управления, тормозящих развитие целых регионов и отдельных отраслей. О трудностях снабжения населения края продовольственными и промышленными товарами. Понимаете, край, производящий знаменитую ставропольскую пшеницу, мясо, молоко, сдающий тысячи тонн шерсти, постоянно испытывал недостаток в основных продуктах питания и других товарах.

В 1978 году Пленум Центрального Комитета КПСС избирает Михаила Сергеевича секретарем ЦК. Для меня и для Михаила Сергеевича это было, как говорят, нежданным-негаданным. Михаил Сергеевич находился в Москве. Я вернулась с работы поздно вечером - около 22 часов. Раздался телефонный звонок. Звонил Михаил Сергеевич. "Знаешь, неожиданное для меня предложение. Завтра - Пленум. Жди. Обязательно позвоню". 27 ноября 1978 года он стал секретарем ЦК КПСС...

Сразу по приезде в Москву нам предоставили государственную дачу. Позднее квартиру. Дали из того, что имелось "в запасе", и то, что было положено по тем временам по должности секретаря ЦК. Правда, только потом я поняла сложившуюся здесь железную практику: все решала неписаная - самое удивительное, что и впрямь, похоже, неписаная! - "табель о рангах". Получаешь только то, что положено соответственно твоей ступени на иерархической лестнице, а не твоему реальному вкладу в реальное дело... Должность полностью исчерпывала в этом смысле, да и сейчас еще исчерпывает живого человека. Инициатива, творчество, самостоятельность не только в большом, но и в самом маленьком, обыденном, повседневном не поощрялись или, точнее, не очень поощрялись...

В последние годы жизни на Ставрополье наш месячный семейный бюджет складывался из 600 рублей зарплаты Михаила Сергеевича как секретаря крайкома партии плюс 320 рублей моего доцентского оклада. По тем временам, в общем-то, прилично. Как секретарь ЦК Михаил Сергеевич стал получать 800 рублей в месяц. Если не ошибаюсь, такой же оклад был у всех секретарей ЦК, кандидатов в члены Политбюро, членов Политбюро, а также у Генерального секретаря. Кроме того, существовали ежемесячные лимиты "на питание" - 200 рублей в месяц для секретарей и кандидатов и 400 рублей для членов Политбюро.

Разрешалось бесплатное приобретение необходимых книг. Обслуживание транспортом не только основного члена семьи, но и его супруги - бесплатное. Квартира была бесплатной, выделялся денежный лимит на оплату отдыха...

Ирина и Анатолий перевелись во Второй медицинский институт. Оба окончили его с "красным дипломом" - с отличием. В 1985 году Ирина защитила диссертацию по медико-демографическим проблемам. Работала сначала ассистентом на кафедре социальной гигиены и организации здравоохранения Второго Московского мединститута, затем занялась научными исследованиями и перешла в лабораторию медико-демографических и социологических исследований. Анатолий тоже стал кандидатом медицинских наук, хирург. Уже более десяти лет трудится в Московской городской клинической больнице.

Через год после приезда в Москву родилась наша первая коренная москвичка внучка Ксения. Имя определили заранее. Выбрала его я, мне доверили. В восемьдесят седьмом родилась вторая коренная москвичка - внучка Анастасия. Имя выбирали коллективно, всей семьей. Прошло предложение Михаила Сергеевича. Так что в этом отношении у нас с ним паритет. Правда, два раза готовили и мужское имя - вдруг мальчик? Тогда - Михаил.

Но это все - радости семьи. Было и другое... Надежды Михаила Сергеевича здесь, "наверху", решить назревшие проблемы во многом не оправдывались. Беды все больше загонялись внутрь, откладывались на будущее. Болел Леонид Ильич Брежнев. Это сказывалось на всем. В ноябре восемьдесят второго его не стало, умер. Пришел Юрий Владимирович Андропов. Но всколыхнувшиеся, было, надежды оказались недолгими. Андропов был тяжело болен. Страшно вспоминать, но на его похоронах я видела и откровенно счастливые лица.

Наступило время Константина Устиновича Черненко, еще более сложное. Страна жила предчувствием изменений. Необходимость их ощущалась кругом. Росло число людей, открыто поддерживающих, понимающих необходимость реформаторских идей и практических шагов. Но в жизни партии и страны все оставалось по-прежнему. Часто после возвращения Михаила Сергеевича с работы мы подолгу беседовали с ним. Говорили о многом... О том же, о чем все беспокойнее и настойчивее говорили в обществе.

О чем я сейчас вдруг неожиданно подумала, Георгий Владимирович? Есть люди, которых привлекает, я это знаю, внешняя сторона моей жизни. Даже завидуют моей одежде, моим протокольным "нарядам"... Для меня же важнее другое сопричастность к тем огромным делам, которые выпали на долю близкого мне человека, моего мужа... Этим и дорожу.

Так долго мы еще не беседовали ни разу: шесть получасовых бобин сменил я в "Грюндиге" - седьмая исписана наполовину, как бывает исписанной наполовину последняя страничка в книге. Ворох "отобранных" листков высится на столе рядом с моей собеседницей...

Когда я предложил одну из главок будущей книги посвятить счастью и соответствующим образом назвать ее "О счастье", она подумала и отказалась:

- Разве я похожа, Георгий Владимирович, на женщину, порхающую от счастья к счастью?