Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 6. У Лукоморья Страница 18

Соловьев в усадьбе Тургенева, видимо, следует называть орловскими соловьями. Это близкая родня курским. И хотя тургеневский Ермолай без большой похвалы отзывался о местных певцах, для новой стереофонической пластинки лесных голосов Борис Вепринцев решил записать именно спасско-лутовиновских соловьев… И вот мы выбрали, кажется, самое подходящее время. Наплывает ночная гроза. Где-то уже не очень далеко погромыхивает. Тишина и темнота навалились на черный оцепеневший парк. Все живое умолкло. Кроме соловьев… Вот она, лешева дудка! Рядом, кажется, рукой шевельни и распугаешь певцов. Борис не спешит развязывать мешочки с магнитофонами. По всему парку россыпи соловьев, можно не спеша выбирать. Кажется, там, вдалеке, – лучшая песня… Теплые облака почти опустились на верхушки деревьев. Фонариком освещаем тропу. Стволы лип кажутся белыми. Соловьи не боятся света, но все-таки не спугнуть бы. В темноте, выставив вперед руки, добираемся наконец к пруду. Ощупью укрепляем два микрофона. Щелчок. Слышу, как в рюкзаке у Бориса начинают вращаться катушки. Когда-нибудь, наверное, точно на этом месте ночью стоял Тургенев. И так же слушал. Сейчас поет очень дальний родственник того соловья… Борис передает мне наушники. Слышно все: гром, неистовый соловьиных свист, невнятный шум поезда и… странный шорох – пошел дождь. Скорей, скорее сматывать провода и бегом через парк. Зашумели верхушки лип. Свет. Удар грома. Еще вспышка. Усадебный дом ослепительно белым квадратом на мгновение является из черноты. Ветер треплет сразу отяжелевшие ветки…

Отряхиваемся под крышей. Буря утихомирилась. На землю, постепенно редея, падает тихий дождь.

– Поют…

Обстановка старого дома Тургеневых хранится в Орле. Богатая библиотека – пять тысяч старинных книг; стол, на котором ребенком Тургенев делал уроки и за которым потом писал; бильярдный стол, кровать; большая черная икона в серебряном окладе, будто бы пожалованная роду Тургеневых Иваном Грозным; и тут же – красная мантия Оксфордского университета, портрет писателя в этой мантии.

– Все подлинное – часы, рояль… – Провожавший нас хранитель музея, симпатичный, знающий и, видно, очень любящий свой Орел человек, поднял крышку рояля и тронул желтую клавишу. Бум-ум… протяжный, немного печальный звук. Мы все улыбнулись:

– Подлинный…

Я не знаю города, который не гордился бы кем-нибудь из своих земляков. В поездках эта мысль приходила множество раз. Какой-нибудь маленький Рыльск, и вдруг узнаешь: отсюда пошел знаменитый путешественник Шелихов. Острогожск – жили Крамской, Рылеев, Маршак. Тобольск – родина Менделеева, город сказочника Ершова… В общем, нет такого «заповедника», где бы таланты «сеяли и выращивали». Любой угол земли может подарить миру способного человека. И все-таки есть места, загадочно богатые знатными земляками. И в этом смысле орловская земля выходит едва ли не на первое место. В городском музее писателей под портретом Бунина я прочитал слова: «Я рос… в том плодородном подстепье… где образовался богатейший русский язык и откуда вышли чуть ли не все величайшие русские писатели во главе с Тургеневым…» Не слишком ли сказано? Начинаем вспоминать: сам Бунин, Тургенев, Фет, Тютчев, Лесков, Писарев, Леонид Андреев, Пришвин… Если же взять подстепье шире Орловщины, то надо продолжить: Лев Толстой, Кольцов, Андрей Платонов, Есенин… Можно гадать: откуда такая чаша талантов? Бунин говорит о рождении именно в этих краях русского языка… Можно утверждать: и природа этих широт России не в малой степени служила колыбелью писательства. Перечислим отдельно людей, для которых творчество немыслимо без присутствия в нем природы: Тургенев, Кольцов, Фет, Тютчев, Бунин, Пришвин, Есенин. Это все уроженцы полустепной России. Вспомним о соловьях, лучше всего почему-то поющих в садах и перелесках под Курском… Есть у земли какие-то тайны.

Брестская крепость

Широка страна моя…

Брестская крепость. Район цитадели.

22 июня. Двадцать шесть лет назад началась война…

С годами подробности больших событий постепенно теряются. Память хранит только узловые драматические моменты. Заговорите о нашествии Наполеона, и сразу вспомнятся Бородино, пожар Москвы, Смоленская дорога. От последней войны не забудутся: сражение под Москвой, Сталинград, Севастополь, Ленинградская блокада, Курская дуга, Берлин. И это – 22-е число в июне.

Под обвалами Брестской крепости найден будильник. Ему не суждено было прозвенеть утром 22 июня. Помятые взрывом стрелки остановились в четыре часа. За пятнадцать минут до этого немецким репортером сделана фотография: офицеры штаба Гудериана в ожидательных позах возле границы. Светает. Пятнадцать минут до начала войны… Гудериан вспоминал потом: «Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов…»

Первую минуту нашествия видели неспавшие пограничники. Из них мало кто уцелел. Уцелевшие рассказали: «Впереди, за пограничной чертой, на западном крае чуть светлевшего неба, среди звезд, вдруг появились красные и зеленые огоньки. Они усеяли собой весь горизонт. С их появлением оттуда, с Запада, донесся рокот множества моторов. Сотни самолетов с зажженными бортовыми огнями стремительно пересекали границу». А в это время в Брестской крепости у чьей-то кровати мирно двигались стрелки будильника…

Что было потом с крепостью, никто не мог рассказать. И только случайно во время войны из захваченных документов немецкого штаба стало известно: «Русские в Брест-Литовске боролись исключительно упорно, настойчиво, они показали превосходную выучку пехоты и доказали замечательную волю к борьбе…» И более позднее свидетельство немецкого генерала: «Там мы узнали, что значит сражаться по русскому способу…» Заметим, речь идет не о Сталинграде, не о Курской дуге и Севастополе. Речь идет о самой первой минуте, о первых неделях войны…

На этом снимке – Брестская крепость. Вернее, только малая центральная часть ее. Мысленно надо продолжить и замкнуть кольцом двухэтажный кирпичный пояс казарм. Разрушенная церковь-клуб стоит в центре почти двухкилометрового кольца цитадели. Сегодня кольцо во многих местах разорвано. До сорок первого года оно было сплошным, с тремя воротами. Крепость окружена водой двух сливающихся в этом месте рек: Западного Буга и Мухавца. На двух островах, прилежащих к острову-цитадели, – продолжение крепости: валы, мощные укрепления, обводные каналы. Когда-то здесь стоял город Брест. Его перенесли в сторону, и на этом очень выгодном для обороны месте поставили крепость. В этом году исполняется 125 лет со дня окончания громадного по тем временам строительства. Крепость со множеством укреплений, валов, казематов и подземных каменных сооружений была неприступной, пока существовали гладкоствольные пушки. Постепенно крепость теряла неуязвимость. С появлением авиации и тяжелых фугасных снарядов крепость перестала быть крепостью в старом понимании слова и была местом расположения армейского гарнизона. Стоит крепость на самой границе. Лента воды отделяет ее от зарослей, в которых немцы в канун вторжения накапливали артиллерию, пехоту и средства для переправы. Нельзя сказать, чтобы с нашего берега этого не заметили. Кое-кто из командиров открыто говорил о близости войны. Но из центра приходил неизменный приказ: «Сохранять спокойствие, усилить наблюдение» – Москва хотела всеми силами оттянуть роковой день, не дать повода к нападению. 21 июня в Брестской крепости были пойманы переодетые в красноармейскую форму диверсанты. Позже оказалось: в крепость проникло большое число диверсантов. В ночь на 22 июня они резали электрические провода, занимали выгодные позиции для стрельбы…