Александр Ткаченко - Крымчаки. Подлинная история людей и полуострова Страница 18

В середине июля 1820 года я получил письмо от хозяина гостиного двора, самого близкого к порту Пантикапей, с просьбой быть у него через месяц для сопровождения до Юрзуфа трех господ, прибывающих военным бригом «Менгрелия» из Тамани. Господа путешествуют из Петербурга в Тавриду, изъясняются на русском, французском, им нужны татарский, еврейский языки, говоры караимские и крымчацкие, другие «тафре» языки для устного перевода при продвижении в среде крымцов.

И был я к назначенному времени в гостином дворе, где мне была отведена комната с чашкой кофе утром, обедом днем и ужином к вечеру. Хозяин был очень любезен, сразу дал мне русских денег, кои у нас в цене. Через три дня и три ночи, 18 августа, мы поехали на его тарантасе в порт. После полудня на горизонте показался парусный бриг, и вскоре он уже начал швартоваться. Сначала снесли вещи, а потом сошли господа. Пожилой сразу представился – «генерал Николай Раевский», а двое молодых, крепко скроенных, но невысокого роста сказали, что они его солдаты, и почему-то засмеялись. Особенно весел был один – с бакенбардами, в белой шелковой, почти прозрачной рубашке, в черных тонких брюках и мягких летних ботинках… Он был ладного атлетического телосложения, на вид лет двадцати, ноги, однако, были немного коротковаты, и поэтому туловище казалось большим, а сам он был невысок на вид. Солдаты с брига погрузили вещи на тарантас, и хозяин отправил по адресу гостиного двора возчика с вещами, мы же все впятером взяли лошадей и поехали верхом осматривать Пантикапей. Господин с бакенбардами все рвался увидеть развалины стен крепости Пантикапей и был разочарован бедностью сохранившейся истории, кроме, конечно, храма царя Митридата.

К самому вечеру все вернулись в гостиный двор после дневной жары и увидели, что военный бриг светится красными парусами на закатном солнце у причала. После обильного ужина все разбрелись по своим прохладным комнатам. Утром мы отплыли в Юрзуф. Они все сидели на скамейках, держась за веревки. Тот, с бакенбардами, лежал у них за спиной лицом к берегу и переговаривался с друзьями, и что-то в его повадках и движениях выдавало известного, избалованного славой и игрой страстей человека. Кто же он такой?

– Да, Сашка, если бы не письма Карамзина, Тургенева вкупе с Чаадаевским к Императору, не плыть бы тебе с нами сейчас среди таких красот, а то, может, и в крепости какой сидел бы, – сказал младший, по вероятности, сын пожилого, уж больно был похож на него фигурой и походкой.

– Да, у нас все так – если бы да кабы, определенность только в наказании, можете быть уверены, хоть какое, а точно будет.

– И это ты называешь наказанием? – возразил генерал.

– Дело не в том, где я сейчас, а в самой сути – сошли он меня хоть в Париж, а все равно наказание. И за что – за слово…

– Ну брат, слово – еще какое оружие, посильней пороха и ядер, – сказал генерал.

– Николай Николаевич, у нас и ядра с порохом назовут свободомыслящими, если надо сослать…

– Ну-ну, ты уж совсем разошелся. И это называется со слать! Посмотри, какая прелесть, это тебе Таврида, а не Псковщина какая-нибудь, смотри, вся история перед тобой от Страбона с Геродотом проплывает. Сарматы, скифы, греки, генуэзцы, хазары… Какая тебе заграница? Увидишь Тавриду – весь мир оглядишь.

– Сударь, – обратились бакенбарды ко мне, – как вас зовут?

– Я Аджи, Аджи Измерли.

– Меня Александром, будем по-простому, зовите Сашей. Из каких краев будете?

– Из Карасубазара, а вообще турецкого рода, из города Измир, но вера иудейская.

– Эк тебя занесло, турка да в иудейскую веру, – засмеялся Саша.

– Не меня – предков, я люблю свою веру, не ты ее, она тебя выбирает.

– И талмуд признаешь?

– И талмуд…

Все молча приняли к сведению, и я понял, что они это знали. Бриг был военным, но об этом говорили только несколько маленьких пушек по бортам и военная команда, одетая поморскому, в синие рубахи с кожаными поясами. Бриг шел по волнам довольно быстро, было очень солнечно и жарко, два раза мы останавливались, чтобы искупаться вдалеке от берега. Все, кроме меня, хорошо плавали. Наконец, на второй день мы пришли в Юрзуф и сразу начали перебираться на берег в дом генерала Раевского, стоявший недалеко от моря среди кипарисов, виноградников и платанов. Тут же начали обговаривать план путешествия. Раевский сказал, что бриг вернется в Пантикапей и будет ждать, а мы все верхом на лошадях с татарскими проводниками и охранниками по едем через Ливадию на мыс Ай-Тадор, посмотреть Георгиевский монастырь, а оттуда через Бельбекскую долину на Ахтиар и Херсонес, затем в Бахчисарай, к ханскому дворцу – увидеть знаменитый фонтан, высеченный из мрамора скульптором Омером. Оттуда в Ак-Мечеть и затем через Карасубазар на Сурож, Кафу и Пантикапей… Ночевать будем в горах, в палатках, либо на постоялых дворах…

Отдохнув неделю в доме Раевского, накупавшись и наевшись вдоволь зеленого и черного винограда, мы чуть свет двинулись верхом в Ливадию. Был конец августа, бледные звезды еще кое-как держались в небе, а на востоке уже всходило солнце. Господа все время говорили на французском, и видно было, что Саша был гостем. Он больше всех расспрашивал то младшего Раевского, то старшего, но иногда те не могли ответить, и тогда Саша спрашивал у татар через меня.

– Кто на этой земле был первым?

– Мы, – ответили татары.

– Нет, еще до вас?

Татары промолчали.

– Сашка, – сказал на русском генерал, – не все ли равно тебе, вот ты и есть первый человек на этой земле, – и рассмеялся. – А вообще считается, что аланы, готы и тавры… грузины, немцы и греки… Минотавра помнишь? Так вот он здесь и гулял, – сказал генерал и опять рассмеялся…

Саша не унимался.

– Ну а что означает Таврида или тот же Крым?

Тут уже я толковал ему, что слово «керим» означает «ров» по-тюркски, далее «е» заглохло, а «и» стало гласным «ы»…

– Интересно, почему же оно заглохло, «е»?

– У тюрков нет звонких согласных, они глуховаты, отсюда и Крым, а ров – это перешеек между большой и оторванной землей, как еще называют Крым.

– Кстати, – вступил в разговор молодой Раевский, – Александр, мы еще в лицее с тобой учили греческий, что такое «тафре»? Конечно, Саша, тоже ров, а от «тафре» образовалось слово «Таврида»… Ров есть ров и на греческом, и на татарском…

– Так кто же был первым на этой земле? Греки, наверное…

– Не, татары, – пошутил я, и все рассмеялись.

За день мы проехали на лошадях вдоль берега до мыса Ай-Тодор, поставили палатки, и татары начали готовить баранье мясо с овощами. Перед едой все купались в море. Позже, счастливые и загорелые, мы заедали все это катыком. А я все думал: «Ну кто же этот господин? Такой молодой и не зависимый, такой образованный и стесняющийся своего незнания… Офицер, а с генералом спорит…» Так я и уснул под гул ночных тварей, земных и небесных.