Иосиф Недава - Взошедшие на эшафот. Очерк жизни, борьбы и смерти двенадцати взошедших на эшафот борцов подполья «Эцель» и «Лехи» Страница 18

Английский полицейский часто заглядывает в глазок камеры Шломо. Писать записки и передавать в другие камеры товарищам строго запрещено. Но этот приговоренный к смерти юноша вызывает в полицейском уважение, и он не мешает ему писать. Бен-Иосеф спокойно сидит, погруженный в мир своих мыслей, отрешенный от происходящего вокруг него, подобно принцу, изгнанному на одинокий остров, но не склонившемуся перед победителями. Он думает о друзьях на свободе, о тех, кто сделает выводы из его поступка. Шломо пишет письмо друзьям из «Кена» — «гнезда» Бейтара в далеком Луцке.

— «Тель-Хай» [1], дорогие братья и сестры!

Завтра я умру. И все же я счастлив. Все свои силы я отдал Бейтару, и теперь мне выпала честь быть первым бейтаристом на виселице. Я горд этим и рад. Жаль, что не могу свободно писать вам. Арабский надзиратель крутится поблизости. Это второе письмо, которое я пишу вам. Дойдут ли они? Я верю, что вы будете гордиться мной и пойдете вперед. Ибо воистину стоит умереть за Бейтар. Я знаю, что после моей смерти больше не будут сдерживаться.

Бен-Иосеф

Я иду на казнь. Но я не жалею об этом. Почему? Ибо я умираю за Родину.

Шломо бен-Иосеф

Авраама Шейна, которого перевели из камеры смертников за четыре дня перед казнью, Шломо просит передать товарищам последнюю и единственную просьбу: отомстите!

На воле не хотят примириться с судьбой, решено попытаться спасти бен-Иосефа. Разработан план побега, согласно которому один из бойцов «Иргуна», переодетый раввином, пройдет в камеру Шломо и поменяется с ним ролями. В последнюю минуту власти обнаружат обман и накажут спасителя несколькими месяцами тюрьмы. Для выполнения плана требуется подкупить одного из офицеров охраны. Такой быстро нашелся и согласился помочь за 1000 фунтов. Но в последнюю минуту страх победил жажду наживы, и офицер не только отказался помочь, но и доложил обо всем начальству, которое немедленно усилило охрану камеры смертников…

Вторник, 28 июня 1938, последний день в жизни бен-Иосефа. Его навещают друзья. Он ничуть не изменился, все так же спокоен. Посетители взволнованы больше него. Шломо известный молчун, но тут в последний свой день он говорит с друзьями: «Я не надеялся приехать в страну… И все же перешел границу. Жил здесь нелегально, но умру в соответствии с законом… Говорят, что моя операция не удалась. Но, может быть, я послужу примером, и за мной придут другие, более удачливые… Израильская молодежь узнает, что Родину не покупают за деньги, а завоевывают кровью и борьбой… Передайте друзьям, что я не сделал этого, чтобы стать героем. А просто потому, что этого требовало от меня мое национальное чувство… Моя война окончена, но вы должны продолжать ее до победы».

Последние приготовления окончены. С восходом солнца на флагштоке над крепостью будет поднят черный флаг. Мешок с песком, равный весу бен-Иосефа готов к испытанию веревки. С наступлением последнего вечера беспокойство охватывает всех заключенных, даже арабских. В день казни двери камеры останутся закрытыми. Ведер не вынесут и после казни. Таков порядок. Неожиданное чувство братства охватывает всех заключенных — арабов и евреев. Ужас смерти сплачивает их всех против палача. Там на свободе беснуются арабские бандиты, убивая мирных жителей. А здесь в царстве смерти стерлись грани между нациями. Арабы научились уважать душевное мужество бен-Иосефа. Они не привыкли видеть юношу, так стойко встречающего смерть. Даже тюремные власти относятся к нему с преувеличенной вежливостью.

В полночь бен-Иосеф ложится спать, но в 2 он уже снова бодрствует. В 3 часа он просит стакан чаю. В 7 часов утра перед казнью, Шломо умывается и просит еще стакан чаю. Он чистит зубы и приготовляется к смерти. Он восходит на эшафот спокойно и с широко открытыми глазами. Никто из окружающих не замечает в нем и тени страха или беспокойства. Такой духовной силы, такой способности преодолеть страх последних минут никогда не видели приставленные к этому страшному месту надзиратели и офицеры. Спустя много месяцев они будут вспоминать этого парня из Рош-Пина. Сам начальник тюрьмы, исполнитель приговора, будет рассказывать о мужестве бен-Иосефа каждому гостю, который придет в царство ужаса. Он объяснит посетителю, что каждый араб, приговоренный к смерти рыдает и кричит от ужаса. Каждого из них приходится тащить к виселице почти в бессознательном состоянии, а он — израильский бунтарь, шел с высоко поднятой головой, гордо, с песней на устах… Когда полицейские хотели одеть ему на голову черный мешок, Шломо сказал им, что в этом нет необходимости — вид ужасного спектакля не пугает его. Но когда ему объяснили, что этого требует закон, он позволил одеть мешок, не сопротивляясь. При казни присутствовали начальник тюрьмы, несколько английских и арабских офицеров полиции, один еврей-офицер полиции Реувен Хазан. Он рассказывает:

— В день казни на дороге Хайфа — Ако были размещены усиленные патрули и был дан приказ задержать каждого еврея, который попытается попасть в Ако. Только шести бейтаристам из верхней Галилеи было разрешено ждать у ворот тюрьмы пока им не передадут тело казненного…

В 8 часов утра в его камеру вошел английский сержант Колтс. Приговоренный, улыбаясь, сделал несколько шагов ему навстречу. На него надели наручники и вывели из камеры. Он шел выпрямившись и пел одну из песен Бейтара — «Два берега у Иордана»[2].

…Звуки этого пения до сих пор звучат в моих ушах и волосы встают дыбом, когда я вспоминаю последние ужасные минуты… Когда на его голову надели мешок, он крикнул:

— «Да здравствует Жаботинский!»

У виселицы он стоял все так же прямо и спокойно и не переставал петь. Его голос был чист, и слова звучали четко и понятно… В последнюю секунду я вышел, я больше не владел собой…

В 9 часов утра процессия с телом тронулась из тюремного двора по направлению к Рош-Пина. В 2 часа пополудни тело бен-Иосефа было опущено в могилу, вырытую в каменистой почве кладбища в Рош-Пина. На тело, одетое в форму Бейтара, положили табличку с клятвой Бейтара — знак отличия и признание преданности идеалу. Казнь взволновала евреев во всем мире. Во многих странах были проведены демонстрации против англичан.

Среди многочисленных телеграмм, прибывших в адрес матери бен-Иосефа в польский городок Луцк, была и телеграмма Рош Бейтара из Лондона, где он тщетно добивался помилования или хотя бы отсрочки исполнения приговора.

«29.6.38. Уважаемая мадам Табачник.

Я не достоин того, чтобы такая возвышенная душа, как Ваш сын, умер с моим именем на устах. Но пока суждено мне жить, его имя будет в моем сердце, и те, которых я считаю больше его учениками, чем моими, будут указывать путь поколению.