Мария Грей - Мой отец генерал Деникин Страница 19

Бой, который дали японцам казаки Мищенко 1 июля 1905 года, оказался последним боем русской армии. В далеком Портсмуте (Соединенные Штаты) под эгидой президента Теодора Рузвельта были начаты переговоры о мире. Договор о мире был подписан 5 сентября. Россия потеряла свои права на Ляодунский полуостров, на всю южную Маньчжурию, оставляла японцам ветку транссибирской дороги и уступала им половину Сахалина.

Но не столько эти уступки, в конце концов незначительные возмущали Деникина и большинство участвующих в войне офицеров, сколько преступное легкомыслие чиновников, не соизволивших посоветоваться с армией и подписавших этот преждевременный мир, в то время как победа была уже почти в руках! Эта убежденность могла бы, конечно, вызвать удивление. Некомпетентность и малодушие высшего командования были всем известны. 28 марта 1905 года сбылись надежды, возлагавшиеся на наступление на море! В этот день долгожданная эскадра адмирала Рожественского, не дойдя до Китайского моря, вступила в бой в Корейском проливе. Там ее ждал флот адмирала Того. У берегов острова Цусима начался бой. Русские корабли один за другим шли ко дну. Рожественский, получив ранение, попал в плен. Лишь нескольким крейсерам удалось уйти из этой ловушки. Японцы не потеряли ни одного судна и сохранили на море бесспорное превосходство.

Но на земле дело обстояло совсем по-другому. Совершенно исчерпав свои резервы, японская армия находилась в очень тяжелом положении. Японцы, попавшие в плен летом 1905 года, в большинстве случаев были призывного возраста или не достигали двадцати лет. Их страна находилась на грани разгрома. Зато в русских войсках пополнение не переставало прибывать, теперь двое русских воевали против одного японца. Достойные доверия секретные донесения, приходившие из Токио, давали возможность сделать заключение, что истекающая кровью Япония собиралась отозвать свои войска.

Сорок лет спустя, в 1946 году, Деникин, познакомившись с документами, остававшимися до тех пор секретными, писал: «Что касается вопроса: каков был бы исход войны, если бы весной 1905 года нам позволили бы перейти в наступление, то, взвесив все за и против, я бы, как и тогда, ответил: исходом была бы победа русских».

Кого же обвинять в «убийстве победы»? Англичан или американцев, которые, напомним, больше боялись экспансионизма русского гиганта, чем аппетитов японского карлика, и потому склонны были встать на сторону японцев? Русских дипломатов, менее ловких, чем японских? Протеже царя Витте, ведшего переговоры? Окружение царя Николая II, убедившего царя в том, что «все потеряно»?

Главной причиной, заставившей царя подписать Портсмутский договор, была всевозрастающая угроза революции. Террористические акты с каждым днем множились, поднималась Польша, стачки будоражили крупные города. Волнения доходили и до деревни. Царь хотел освободиться от внешних забот, чтобы оказаться лицом к лицу с внутренними проблемами, ставящими под угрозу само существование монархии, но упустил из виду, что демобилизация и возвращение домой сотен тысяч солдат лишь ускорит события.

Солдаты — участники войны на Дальнем Востоке, заброшенные в маньчжурские города и долины, ничего не знали о реальной ситуации в стране. Вернувшись домой, они увидели новую страну и, оценив события, столь их возмущавшие, начали новую, на этот раз братоубийственную войну.

Глава VII

«ОТДЫХ» БОЙЦА

Участие в военных действиях и верховая езда разбудили боль в ноге, и Деникин снова начал хромать. В то время как войска генерала Мищенко ждали решения своей судьбы, молодой полковник тридцати трех лет получил разрешение вернуться в Европу. В Харбине он должен был сесть на транссибирский поезд, но забастовки железнодорожников и телеграфистов, тысячи демобилизованных солдат, заполнивших город, дезорганизовали транспорт. Нужно было ждать.

Деникин узнал много нового о событиях, потрясших Россию с начала 1905 года. Ему стали известны подробности «кровавого воскресенья» 9 января, когда мирные и безоружные демонстранты, руководимые полусумасшедшим и проникнутым плохо понятыми социалистическими идеями попом Талоном, состоящим на службе у тайной полиции, пришли в столкновение с силами порядка: на земле остались лежать ранеными и убитыми четыреста человек. Он слушал рассказы об убийстве великого князя Сергея, дяди царя, подорвавшегося на бомбе, брошенной нигилистом Каляевым, и о великодушии его вдовы, сестры царицы, которая пыталась спасти убийцу от смертной казни. Он беседовал с другими офицерами о лояльности флота, о значении мятежа на крейсере «Князь Потемкин-Таврический» и о других беспорядках как на Черном море, так и в Финском заливе. В начале октября, перед самым началом парализовавшей всю Россию всеобщей забастовки, все в Харбине узнали, что в столице по идее некоего Бронштейна, называвшего себя Троцким, были созданы Советы рабочих. Они стремились к захвату власти, и все серьезно начали опасаться, как бы не началась революция. В первые дни ноября руководство Дальнего Востока узнало, что в России будет принята конституция.

Николай II колебался. В письме своей матери, вдовствующей императрице, он писал: «Мы с Витте предвидим лишь два выхода. Или раздавить бунт силой. Это даст время передохнуть, но никто нам не гарантирует, что через несколько месяцев мы не вынуждены будем вновь прибегнуть к силе. Другим решением будет дать народу те права, которые он требует, — свободу слова и свободу печати — и провести эти права и законы через Думу, что будет равноценно принятию конституции».

Сергей Витте — министр финансов при предыдущем царе, инициатор Портсмутского договора — склонялся ко второму решению. Царь, без сомнения, предпочитал первое, он стоял «за то, чтобы раздавить бунт силой», установив диктатуру. Великий князь Николай Николаевич, дядя царя, будущий верховный главнокомандующий, был единственным, кто удостаивался его абсолютного доверия. В этот момент великий князь был командующим военным округом Санкт-Петербурга. Он с негодованием отверг предложение царя. Один из его друзей так передавал его слова: «Если император не примет программу Витте, если он захочет сделать из меня диктатора, то я на его глазах пущу себе пулю в лоб!»

Одним словом, царь решил подписать составленный Витте манифест и тем самым превратить Россию в полуконституционную монархию.

Избирался парламент (Дума), были предоставлены свобода совести, союзов, свобода слова. Тем не менее Николай II по-прежнему должен был сам назначать министров и сохранял за собой право решающего голоса в вопросах национальной обороны и иностранных дел.