Анатолий Левандовский - Кавалер Сен-Жюст Страница 19

24 апреля день был напряженный.

Борьба между Горой и Жирондой достигала кульминации. Не ограничиваясь частными выпадами, Бриссо и другие теперь апеллировали к целой Франции, Франции предпринимателей и богатых торговцев. Верньо и Гюаде направляли пламенные призывы к департаментам, а Петион будоражил зажиточных парижан. Всю силу огня в Конвенте жирондисты сосредоточили на Марате. Воспользовавшись, что многие монтаньяры находились в миссиях, еще раз склонив нерешительное «болото» на свою сторону, они провели обвинительный декрет против журналиста. И вот сегодня одновременно с заседанием Конвента слушалось его дело в Революционном трибунале. Естественно, многие депутаты, несмотря на важность обсуждаемой темы, нет-нет да и поглядывали на дверь, ожидая вестей из Трибунала: они понимали, что приговор присяжных либо осложнит, либо облегчит их задачу, А задача была не из легких. Что могли противопоставить они блестящей речи Робеспьера, изничтожившего с трибуны Конвента их Декларацию прав? Тем более что ему аплодировала не только Гора, но и значительная часть «болота»?..

Но вот Неподкупный произносит последнюю фразу:

— Можно сказать, что ваша Декларация составлена для узкой группы, маленького людского стада в уголке земли, а не для той необъятной семьи народов, которой природа подарила весь мир!..

Среди продолжающихся оваций на трибуну поднимается Сен-Жюст. Он сознает трудность положения: после речи Робеспьера чем поразит он слушателей, чем привлечет их внимание? Но, не смущаясь этим, он говорит спокойно и уверенно:

— В дни суда над тираном все тираны обратили к нам взоры; ныне, когда вы обсуждаете свободу мира, на нас любуются народы мира, составляющие истинное величии земли… Новая конституция будет вашим ответом друзьям и врагам, манифестом вашей доброй воли. С ее принятием утихнут раздоры, исчезнут клики, труженики вернутся в свои мастерские и мир, установившийся в республике, заставит дрожать королей…

Он искренно верит своим посулам, и вера его передается значительной части депутатов. Он раскрывает главную идею конституции: единство страны, управляемой всеми гражданами посредством свободной подачи голосов; выборность всех ответственных должностей, благодаря чему избиратели контролируют правительство, администрацию, судебные и военные власти; общенародное обсуждение во всех случаях, когда закон устаревает и подлежит замене; унитарность конституции, ее целостность, убедительность, простота…

Выявив принципы, он предлагает Конвенту свой проект.

Сен-Жюст вовремя закончил речь. Не успел он спуститься с трибуны, как в зал вошел жандарм. Нагнувшись к председателю — по иронии судьбы им был Ласурс, — жандарм что-то шепнул. Лицо председателя исказилось; в ответ на требования депутатов он с дрожью в голосе сообщил, что Марат, оправданный Трибуналом, возвращается в Конвент…

Раздались возгласы радости и возмущения. Многие жирондисты в ужасе кинулись к дверям, но было поздно: появился Друг народа, сопровождаемый ликующей толпой.

— Начинается последний тур дебатов! — усмехнулся Робеспьер.

— Дебаты окончились, — серьезно ответил Сен-Жюст.

Ставка жирондистов на «законность» была бита.

«В этот день, — вспоминал позднее Марат, — я затянул им веревку на шее».

А дальше? Дальше с Сен-Жюстом произошло примерно то же, что случилось с ним после речи по делу короля: он охладел к ближайшему будущему, не представлявшему больше загадок.

Уже 15 апреля 35 секций при поддержке Коммуны потребовали изгнания из Конвента 22 лидеров Жиронды; дело Марата ускорило развязку. Главным очагом возмущения стал бывший епископский дворец, в котором собирались «бешеные». После ряда бурных совещаний было решено прибегнуть к «чрезвычайным мерам». Был сформирован Повстанческий комитет, начавший переговоры с Коммуной. Восстание могло разразиться со дня на день.

Сен-Жюст не принимал участия в его подготовке. Он продолжал заниматься конституционными проблемами. Во второй половине мая он еще дважды выступил в Конвенте, поддержав принцип неделимости республики, который оспаривали жирондисты.

Все это еще больше усилило его авторитет в Конвенте. На него стали смотреть как на виднейшего специалиста в области законодательства.

Сен-Жюст был введен сначала в Конституционную комиссию, а затем и в Комитет общественного спасения, на который была возложена задача окончательной разработки проекта новой, демократической конституции.

В Комитет Сен-Жюст пришел 30 мая — ровно за три дня до падения Жиронды.

8

Падение Жиронды…

Странно сказать, но событие это, столь яркое и долгожданное, прошло мимо Сен-Жюста, почти не оставив следа в памяти.

Нет, конечно, он помнил и день 31 мая, и день 2 июня; как сейчас, видел перед собой и народную армию, тесным кольцом окружившую Конвент, и ощерившиеся жерла орудий, и взметнувшуюся к небу саблю Анрио. Он не забыл обстановку в самом Конвенте: лихорадочное возбуждение Марата, уклончивость Дантона, перекошенное лицо Верньо и это голосование, отдавшее под домашний арест тридцать два лидера Жиронды. Разве можно было забыть такое? И все же он смотрел тогда на заключительный акт борьбы Горы и Жиронды словно чужими глазами: для него это было прошлое. Он целиком отдался новой деятельности.

30 мая он вместе с Кутоном и Эро де Сешелем был избран в Комитет общественного спасения на правах члена-адъюнкта; через неделю стал полноправным членом; еще через такой же срок возглавил Военную секцию Комитета. И с этого дня он стал юридически и фактически членом правительства.

Дел у него было по горло. Нужно было завершить работу над демократической конституцией, ведь ради этого его и выдвинули в Комитет. И тут он столкнулся с непредвиденным. Комитет общественного спасения неофициально именовали «комитетом Дантона», поскольку Дантон играл в нем главную роль. К Дантону, который представлялся ему политиком, неразборчивым в средствах, Антуан с давних пор испытывал антипатию. Не смог поладить он и с одним из ставленников Дантона.

Эро де Сешеля называли «красавчик Эро». Он был лет на шесть старше Антуана. Судьба ничем не обделила этого утонченного сибарита — ни внешностью, ни состоянием, ни положением в обществе. Выходец из сановной знати старого режима, двоюродный брат фаворитки королевы, генеральный прокурор парижского парламента, в революции Эро ловко плыл по течению: представитель умеренных конституционалистов, он вовремя перемахнул от них к жирондистам, от которых не менее своевременно перешел к монтаньярам. Обладая образованием и умом, Эро слыл человеком, преданным революции. В Комитете он сразу же взял на себя основной труд по составлению новой конституции; он использовал проекты Сен-Жюста и Робеспьера, но таким образом, что наиболее важные места оказались выхолощенными и потеряли свою остроту.