Элизабет Хереш - Александра Страница 19

«От всего сердца выражаю Тебе свою благодарность за Твое любезное письмо, которое меня глубоко тронуло: я счастлива, что Ты так полюбила моего дорогого Ники — это истинная радость моему сердцу.

Минни»[59].

Когда Аликc приезжает в Виндзор, то обнаруживает там уже письмо, которое Николай написал ей сразу же после ее отъезда из Кобурга:

«Печальная среда 20 апреля/2 мая. 1894 г.

Дворец Эдинбург, Кобург.

Моя прелестная возлюбленная, милая Аликc!

Какое ужасное прощание, у всех на виду! Сколько народу, и все смотрели на нас со всех сторон. Мне никогда не забыть грустное и вместе с тем смеющееся выражение на Твоем ангельском личике в окне, когда поезд тронулся! (…)

Все эти дни меня переполняли радость и счастье оттого, что я был рядом с любимой, я не в силах передать Тебе и сотой доли того, что хотел бы сказать. Когда я очень глубоко чувствую, то не могу подобрать слов; это глупо и тягостно, но ничего не поделаешь. Я надеюсь, что эта робость, или что бы это ни было, пройдет, и в следующий раз, когда мы увидимся, мы узнаем больше друг о друге. С каким нетерпением я ожидаю того момента, когда смогу коснуться устами Твоего прелестного, нежного лица! Аликc, любовь моя, Ты не знаешь, как сильно Ты меня изменила, когда протянула мне свою гордую руку и возвысила меня до себя — в знак чистой любви и доверия! Нет, я не верю, что это пустые слова, они вызваны совершенно искренними чувствами, почитанием, верой и любовью, которыми ты меня наполнила. Я должен повторить те же слова, которые уже говорил Тебе, моя дорогая маленькая девочка, в день нашей помолвки, — что вся моя жизнь всегда принадлежала Тебе и что я никогда не смогу достаточно отблагодарить Тебя, моя любимая, за все, что Ты для меня сделала, делаешь и еще сделаешь! Да поможет Тебе Бог и хранит Тебя на тяжелом пути, лежащем пред Тобой! Мои молитвы, мои благословения и мои мысли всегда с Тобой, моя милая малышка!

(…) Я надеюсь, что Твое путешествие было приятным и мой прелестный совенок не испытал больших неудобств и не слишком утомился. Передай мой сердечный привет бабушке. А теперь прощай, мое сокровище, Аликc. Да благословит Тебя еще раз Господь, любовь моя!

Навеки Твой любящий и

благодарный Ники».

Письма, курсировавшие в начале лета 1894 г. между Англией и Россией, полны веселых шалостей. Аликc узнает от своего жениха о его времяпрепровождении. Николай сообщает ей, как счастлив на военной службе и как полковые товарищи по возвращении женихом приветствовали его криками «Ура!», выстроившись длинными шпалерами. Как они постоянно заставляют его рассказывать о невесте и как его это смущает. Все военное, верные, бравые солдаты для него — после Аликc — важнейшее в жизни:

«Если бы Ты увидела, какие это твердые и цельные личности, как весело с ними общаться, Ты бы меня поняла…»

Обмен письмами одновременно отражает различие темпераментов обрученной пары. Николай даже в счастье не теряет чувства юмора, всегда готов пошутить, порой даже на немецком языке (корреспонденция, впрочем, ведется на предпочтительном для Аликc английском языке). Ему доставляет удовольствие подтрунивать над своей возлюбленной — так, он называет ее «совушкой» за привычку давать умные советы — и подшучивать над самим собой. Получив дружественное, но почти нечитаемое письмо от королевской бабушки Аликc, он вздыхает:

«Теперь я должен ей, наконец, ответить — и я откладываю это уже несколько дней. Пришлось достаточно потрудиться, чтобы расшифровать ее почерк и понять значение некоторых выражений, но еще труднее будет взять соответствующий серьезный тон в ответе, но я очень постараюсь…»

На стихийную, задорную нежность Николая серьезное естество Аликc отвечает большими, восторженными чувствами. Она пытается апеллировать не только к его сердцу, но и к уму. Помимо цветов ее строки сопровождают книги, в том числе и Библия. Аликc также не упускает случая предостеречь своего будущего супруга от чрезмерного употребления алкоголя и курения на дружеских вечеринках, о которых он с таким восторгом рассказывает. Николай и это сводит к шутке: «…ты можешь быть совершенно спокойна, я не слишком много пил и даже уже меньше курю — и воздержание мне в удовольствие, когда я думаю о том, что оно соответствует Твоему желанию…»

Когда Николай высказывает мнение, что было бы неплохо, если бы Аликc познакомилась с русской литературой «прежде, чем Ты приедешь в нашу страну», она просит его срочно выслать книги. Николай не ограничивается этим. По его распоряжению в Англию отправляется фрейлейн Шнейдер, преподавательница русского языка из Петербурга, чтобы обучать будущую государыню языку ее будущей страны.

Аликc учит русский ежедневно, когда час, когда два. Ее фрейлины, которым предстоит последовать за ней на ее новую родину, также берут уроки русского языка.

Этим делом Аликc занимается с присущим ей чувством ответственности и честолюбия. Отныне в каждом письме Николаю она уже вырисовывает непривычными литерами слова незнакомого языка, поощряемая его похвалой, — хотя ему порой трудно удержаться, чтобы не подшутить над ее ожесточенной серьезностью: «Как лестно, что я лучше владею немецким, чем Ты русским!»

При всей задористости общения между влюбленными Аликc порой не до смеха. Обременительно не только изучение языка, но и лечебный курс, который ей в это время приходится проходить. Врач прописал ей грязевые ванны в Харрогите, и ее пребывание в Англии постоянно отравляют мысли о бесконечных процедурах. Предрасположенность к ишемии и ревматизму — очевидно, семейным заболеваниям — становится заметной у Аликc уже в раннем возрасте; боли в ногах ограничивают ее подвижность, и это беспокоит ее, когда она думает о своем будущем положении.

Это душевное состояние отражается в письме брату:

«Камберленд-Лодж, Виндзор, 20 мая 1894 г.

Милый Эрни.

(…) Ты даже не знаешь, как сильно я по Тебе скучаю (…) Ванны пока не оказывают действия, и ноги еще очень болят. Для равномерного кровообращения мне приходится подолгу лежать на диване (…) Врачу хотелось бы, чтобы я приняла еще двадцать ванн, что меня сильно огорчает, так как Ники хочет специально приехать на неделю раньше, чтобы у нас было время побыть наедине, прежде чем из Балморала вернется бабушка. (…) Мне приходится проводить по пятнадцать минут в серной ванне и затем еще в ванне с водяным душем из тысячи отверстий (…)