Алан Кубатиев - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 2

Юные годы

Скотт Фицджеральд родился в 1896 г. в городе Сент-Поле штата Миннесота, во вполне состоятельной буржуазной семье, где смешались английские и ирландские корни. Сократим имя писателя до инициалов – ФСФ. Американцы позволяют себе это и с самыми знаменитыми персонажами. Назвали его в честь брата прапрадедушки, Фрэнсиса Скотта Ки, знаменитого автора текста американского гимна «Звездно-полосатое знамя», и Луизы Скотт, одной из двух его сестер, умерших вскоре после его рождения. Среди других примечательных родственников – Мэри Сюррат, повешенная по приговору суда за участие в убийстве президента Линкольна.

Город Сент-Пол, штат Миннесота, его родина, – это Средний Запад. Голливуд, штат Калифорния, где он умер в 1940 г. от инфаркта, – это Запад. В самом известном его романе «Великий Гэтсби», где действие происходит на побережье Нью-Йорка, рассказчик признается, что это «…в сущности… повесть о Западе… мы с Запада, и, быть может, всем нам одинаково недоставало чего-то, без чего трудно освоиться на Востоке…»

Его отец Эдвард Фицджеральд, мэрилендец из почтенной семьи, мальчишкой переправлял шпионов-южан через реку, в тыл янки. Женился он уже немолодым на дочери ирландского эмигранта-католика. Отец не сумел вести бизнес по изготовлению плетеной мебели, потом не сумел ее продавать, потом – торговать у Procter and Gamble, хотя переехал ради этого в Буффало, затем в Сиракузы (Нью-Йорк) и снова в Буффало, что было не просто переездом, а переездом к ненавистным северянам. Но вернуться в чванный Сент-Пол все же пришлось, и жить на деньги жены тоже, и очень рано ФСФ стал считать отца воплощением неудачи.

Семья Фицджеральда с рождения обеспечила Скотту положение, оказавшееся одновременно и вполне надежным, и очень уязвимым. Такая разность потенциалов для восприимчивой натуры становится неисчерпаемым источником впечатлений и опять-таки одновременно желания от них избавиться. С раннего детства Фицджеральд видел вокруг пышность и богатство лучшей части старого южного города. Но даже скромный дом, где они жили, им не принадлежал, и те, кто обитал по соседству на престижной Саммит-авеню, например железнодорожный магнат Джеймс Хилл, считали его родителей недостаточно состоятельными, чтобы признать их равными себе.

Поначалу и ему казалось, что богатые защищены от многих бед и удача пасется только на их лугах. Этот миф закрепился на поверхности его биографии и благодаря полудругу Хемингуэю, который в «Снегах Килиманджаро» приписал ему знаменитую оценку рассказчика из рассказа ФСФ «Молодой богач»:

Вот перед нами молодой богач, и я расскажу именно о нем, не о его братьях. С братьями его связана вся моя жизнь, но он был мне другом. Кроме того, возьмись я писать про этих братьев, мне пришлось бы первым делом обличить всю напраслину, какую бедняки возвели на богачей, а богачи на самих себя, – они нагородили столько диких нелепиц, что мы, открывая книгу о богачах, неким чутьем угадываем, сколь далека она от действительности. Даже под пером умных и беспристрастных описателей жизни мир богачей оказывается таким же фантастическим, как тридевятое царство. Позвольте мне рассказать об очень богатых людях. Богатые люди не похожи на нас с вами[5].

Следом за Хемингуэем цитирующие очень часто тут и останавливаются. Но дальше в «Молодом богаче» сказано куда жестче:

С самого детства они владеют и пользуются всяческими благами, а это не проходит даром, и потому они безвольны в тех случаях, когда мы тверды, и циничны, когда мы доверчивы, так что человеку, который не родился в богатой семье, очень трудно это понять. В глубине души они считают себя лучше нас, оттого что мы вынуждены собственными силами добиваться справедливости и спасения от жизненных невзгод. Даже когда им случится нырнуть в самую гущу нашего мира, а то и пасть еще ниже, они все равно продолжают считать себя лучше нас. Они из другого теста. Единственная возможность для меня описать молодого Энсона Хантера – это рассматривать его так, будто он иностранец, и твердо стоять на своем. Если же я хоть на миг приму его точку зрения, дело мое пропащее – мне нечего будет показать, кроме нелепой кинокомедии.

Он быстро избавляется от этой иллюзии, понимая, что богатые и вправду особая раса, только не человеческая, а социально-экономическая, и что в жизни людей они играют особую роль. Очень часто – разрушительную. Но другого пути к удаче нет. И кроме того, в американской традиции четко различаются нувориши, кто нажил деньги недавно, «питтсбургские миллионеры», как назвал их О. Генри, и «старые деньги», финансовая аристократия в нескольких поколениях. ФСФ почти без исключений писал об американцах, разбогатевших недавно и, в общем, не понимающих, что им это дало.

Богата именно так была мать Скотта, Молли Макквиллан, – ее отец, упорный и предприимчивый ирландский переселенец, сумел стать крупным оптовиком-бакалейщиком. Молли была чудаковата, взбалмошна, дурно одевалась, хотя и не пропускала ни одного приема или званого ужина. Но своей в кругу старой южной аристократии ее не считали. Не спасало и то, что она была интеллигентна, умна и много читала. Для золотой молодежи Сент-Пола куда увлекательнее было встретить ее на променаде в туфлях разного цвета или бесформенной шляпе непонятного происхождения. Фицджеральд очень рано ощутил, как окружающие воспринимают Молли, и начал сторониться ее. Принято считать, что именно сумасбродная мать, потерявшая до этого двоих детей, испортила Фрэнсиса Скотта, оплачивая все его желания и стараясь подчинить сына своим. Повзрослев, он не изменил этого отношения и, живя временами только на ее деньги, почти не впускал Молли в свою жизнь, считая мать досадным затруднением, хотя и несколько иным, чем отца. В крушении Эдварда было больше трагедии, гибельности, легенды о прекрасном старом Юге и алчном, беспощадном Севере.

В 1908 г. Эдварда уволили из Procter and Gamble, что подкосило его окончательно, семья вернулась в Миннесоту, чтоб жить на деньги Молли, и некоторое время они переезжали с места на место в Сент-Поле, затем осели в том самом весьма престижном районе. Родители, истовые католики, учили его в католических школах, и это не прошло даром – школьное воспитание у католиков, особенно у иезуитов, поставлено очень действенно, к тому же и Скотт оказался умным, нервным и талантливым мальчиком, жадно и много читавшим, обожавшим театр и вовсю пробовавшим писать. Время у него было – мать почему-то добилась для него разрешения посещать школу только для половины занятий, и он сам выбирал каких.

Школьный журнал Now and Then напечатал его первый текст, детективный рассказ, – ему тогда было пятнадцать, и он безудержно подражал А. К. Дойлу. Успешный оратор и диспутант, завсегдатай элитного танцкласса, яхт-клуба, ФСФ ставит для себя и своих друзей спектакли по собственным пьесам, собирающим все больше зрителей. Когда ФСФ перебирается в Нью-Джерси, в еще более знаменитую католическую Newman School, он то и дело уезжает в Нью-Йорк, чтоб посмотреть очередной спектакль уже в профессиональном театре. Забегая вперед, можно сказать, что Фицджеральду и потом хотелось стать знаменитым драматургом, а театр казался ему надежнее и с точки зрения заработка, но… взрослому не прощалось то, что умиляло в вундеркинде.

На каникулах в Сент-Поле он ставит новую пьесу, «Пойманная тень», о джентльмене-взломщике – успех и очень солидные сборы, но гонорар автору не предполагался, спектакль был благотворительный. Светская хроника местных газет одобрила юного автора и юных актеров. Еще успешнее прошла следующая «каникулярная» пьеса, «Трус», уже историческая и, само собой, о Гражданской войне: просторный зал YWCA, Ассоциации молодых христианок Сент-Пола, дал аншлаг, и потребовался второй спектакль для элитного яхт-клуба.

В Нью-Джерси Скотт играет в сборной футбольной команде школы Ньюмена; мечту стать звездой американского футбола он оставил только в университете – не хватило массы и роста. В той же школе ему встретился преподобный Сигурни Фэй, отличный педагог и самоотверженный воспитатель, делавший все, чтобы Скотт не оставлял литературу. Их дружба продолжалась до самой смерти Фэя в январе 1919 г. Узнав о ней, Скотт писал своему другу Шейну Лесли: «Не могу даже сказать, что чувствую, узнав о смерти монсеньора Фэя – он был лучшим из моих друзей в этом мире…»[6] [7, 43]. Скотт посвятит ему свой первый роман, первый вариант которого монсеньор успел прочесть и даже похвалить: «…чем дальше я читаю, тем замечательнее он мне кажется…»

(А в «Великом Гэтсби» мелькнет непоявившийся персонаж, тетя Джордан Бейкер, мисс Сигурни Хауорд. Ее имя потом возьмет юная школьница Сьюзен Александра Уивер и станет под ним кинозвездой, но в его экранизациях так и не сыграет. Зато сыграет Джессику по фамилии Фицджеральд в неплохой французской комедии…)

Закончив школу, ФСФ решает остаться в Нью-Джерси и в 1913 г. стать студентом одного из самых известных американских университетов, Принстона. На вступительных экзаменах он недобрал баллов, но сумел убедить апелляционную комиссию, что без него слава Принстона будет неполной. Слава звезды университетского футбола уже не суждена, значит, оставалось стать славой американской литературы. Но это требовало упорства и постоянства, а монсеньора Фэя рядом уже не было. Зато был прославленный студенческий музыкальный и театральный клуб «Треугольник», друзья – будущий знаменитый критик Эдмунд Уилсон и Джон Пил Бишоп, будущий известный поэт и романист. Каждый год «Треугольник» ставил музыкальную комедию, где, как некогда, все роли играли только юноши; после премьеры в университете труппа гастролировала по городам страны. Сперва ему не везло, но в 1914–1915 гг. ФСФ уже пишет тексты песен и диалоги для новой комедии года, а потом пробьется и в авторы.