Анна Маркова - Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий Страница 2

Своими отличными способностями, прилежанием к учению, смиренным нравом и изящной наружностью Константин выделялся между своими товарищами, обратив на себя общее внимание императорского двора. А его благодетель, логофет Феоктист, дал ему власть над своим домом.

Как-то раза логофет спросил Константина: «Философ, хотел бы я знать, что такое философия». Константин тотчас ответил: «Божественных и человеческих дел понимание, насколько может человек приблизиться к Богу, и как делами учить человека быть по образу и подобию создавшего его». Ответ Константина изумил логофета, так что он захотел больше узнать о философии. После этого Константин неоднократно беседовал с Феоктистом о философии.

По достоинству оценив способности Константина, логофет Феоктист решает ввести юношу в круг своей семьи. Однажды он сказал Константину: «Я привязался к тебе; у меня есть крестница; она красавица собой, с очень богатым приданым и из самого знатного семейства. Если захочешь, отдам тебе ее в жены. Что касается до твоего положения, то я берусь устроить его наилучшим образом: при моем старании лет через пять, через шесть сделают тебя стратигом». Но Константин отказался от выгодного брака: «Предлагаемое тобой – великий дар для того, кто в этом нуждается. A для меня нет ничего лучше учения, и я решительно ничем не хочу себя обязывать. Но, снискав мудрость, буду искать себе богатство нашего прадеда – Адама, оставленное в раю».

Поняв, что юношу не удержать соблазнами житейского честолюбия, логофет обратился к царице, сказав: «Этот юный философ не привязан к здешней жизни, и чтобы не отпустить его от нас, посвятим его в чтецы при Патриархе. Может быть, так и удержим его». После этого Константин был рукоположен во чтеца и поступил на службу хартофилаксом (хранителем библиотеки) – в то время это была значительная административная должность в Патриархии.

Константин-Философ

На должности хартофилакса Константин пробыл недолго – духовная карьера была также чужда ему, как и светская. Вскоре он, подав прошение об отставке, тайно скрылся из Константинополя. Он поселился в небольшой иноческой обители на побережье Мраморного моря. Почти шесть месяцев Константин провел в уединении. Затем, поиски, предпринятые его благодетелем, логофетом Феоктистом, увенчались успехом, и Константин был возвращен в столицу.

Но, несмотря на все уговоры, он отказался вернуться к прежней должности. Тогда ему предложили преподавать философию. Он согласился. С тех пор за ним и укрепилось прозвище – Константин Философ. Среди учеников Константина были и византийцы, и чужестранцы.

Примерно к этому же времени относится диспут Константина с бывшим Патриархом-иконоборцем Иоанном Грамматиком. В то время лишенная власти партия иконоборцев была еще достаточно влиятельна, так что свергнутый с престола Иоанн Грамматик мог говорить: «Силою прогнали меня, а, не победив в споре. Ибо не может никто противиться моим словам». Действительно, среди столпов тогдашней учености многие разделяли заблуждения низверженного Патриарха, так что найти ему оппонента было достаточно трудно. Только святитель Фотий Великий мог считаться достойным противником Иоанна, но в то время он был крупным государственным сановником, что могло быть расценено, как очередной этап государственного давления на иконоборцев. Поэтому оппонентом Иоанна Грамматика стал лучший из учеников святителя Фотия – Константин Философ.

Увидев, что в противники ему выбрали юношу, Иоанн Грамматик, будучи уже глубоким старцем, почел это за насмешку и сказал: «Вы недостойны и подножия моего, как же я буду спорить с вами?» На это Константин Философ ответил ему: «Не держись людского обычая, но помни Божии заповеди: если ты смотришь на свою седую бороду и свое старое тело, то твое старое тело точно так же из земли, а не из другого материала, как и мое молодое, и, смотря на землю, нечего ею гордиться, а душа и у меня точно так же от Бога, как и у тебя. Так что не гордись, человек, умением спорить».

Тогда Иоанн Грамматик ответил: «Осенью не ищут цветов, и старика Нестора не гоняют на войну, как какого-нибудь юношу; как же тебе не стыдно требовать, чтобы я в моем дряхлом возрасте спорил с тобой?» И вновь Константин Философ не остался в долгу: «Сам на себя навлекаешь обвинение. Скажи, в каком возрасте дух сильнее тела?» Иоанн ответил: «В старости». Тогда Константин спросил: «На какую битву тебя гоним: на телесную или на духовную?» Тот ответил: «На духовную». Поэтому Константин отвечал: «Тогда ты сейчас сильнее будешь, потому не говори нам таких притч. Ибо не ищем ни цветов не вовремя, ни на войну тебя не гоним».

Затем Иоанн Грамматик повернул разговор в другую сторону и сказал: «Скажи мне, юноша, почему кресту, если он поврежден, не поклоняемся и не целуем его. A вы, и если изображение только по грудь, не стыдитесь честь ему как иконе воздавать?» Константин же ответил: «Крест имеет четыре части. И если одна из них пропадет, то он уже своего образа не сохраняет. A икона только ликом и являет образ и подобие того, кто на ней написан. Не львиный ведь образ, не рысий видит тот, кто на нее смотрит, а первообраз». И опять сказал Иоанн: «Как вы поклоняетесь кресту и без надписи, хотя были и другие кресты, иконе же, если не имеет она надписи, чей это образ, не творите почести?» Константин Философ отвечал: «Всякий крест подобен Христову кресту. A иконы не имеют все одного облика».

Затем Иоанн спросил: «Бог заповедал Моисею: не сотвори себе кумира и всякого подобия; как же вы кланяетесь, вами же сотворенным, иконам?» Константин отвечал на это: «Если бы сказано было: не сотвори себе никакого подобия, то ты вправе был бы ссылаться, но сказано: не сотвори всякого, то есть сотвори только достойное подобие».

Победа в этом споре принесла Константину широкую известность в столице Империи.

Посольство к Сарацинам

Несмотря на упорное стремление Константина уклоняться от государственной службы, его не оставили в покое. Около 850 года между византийцами и арабами произошел ряд приграничных стычек, потребовавший срочного выяснения отношений. Для этого из Византии в столицу Халифата Самарру было отправлено посольство, возглавляемое асикритисом Георгием. В состав посольства был включен и Константин Философ. Причем на него рассчитывали не только, как на знатока языков, но и как на богослова, поскольку арабы недвусмысленно намекали на возможность проведения религиозных диспутов.

По прибытию посольства в Самарру, еще до начала переговоров и диспутов, мусульмане решили испытать остроумие византийцев. По приказанию халифа на домах, где жили христиане, чтобы подвергнуть их поруганию, были нарисованы изображения демонов, обезьян и свиней. Показав это зрелище византийцам, арабы попросили Константина истолковать увиденное, говоря: «Можешь ли понять, философ, что это значит?» Он же отвечал: «Я вижу на дверях домов изображения демонов и думаю, что внутри домов живут христиане: демоны не могли жить с ними, бежали от них вон; а там, где нет знамений снаружи, демоны живут внутри домов, вместе с обитателями».

Впоследствии действительно имели место и диспуты. В отличие от официальных переговоров они велись во время долгих торжественных застолий, на которые халиф аль-Мутаваккил пригласил многих из арабских мудрецов.

На одном из таких застолий некто из ученых арабов спросил Константина: «Видишь, философ, дивное чудо – божий пророк Мухаммед принес нам благую весть от Бога и обратил в свою веру многих людей. И все мы соблюдаем закон и ни в чем не нарушаем. А вы, держащие закон Христа, вашего Пророка, один так, другой иначе, как кому нравится, так и веруете и исполняете их». На это Константин Философ отвечал: «Бог наш подобен пучине морской. Пророк же о нем говорит: «Род Его кто разъяснит? Ибо взимается от земли жизнь Его». И ради этих поисков многие в пучину ту входят. И сильные умом, богатство мудрости Его принимая, переплывают и возвращаются. A слабые, как в сгнивших кораблях пытаясь переплыть, одни тонут, а другие с трудом едва могут отдышаться, немощной отдаваясь лени. A ваше учение – узкое и удобное, и его всякий может перескочить: и малый и большой. Нет в нем ничего, кроме людского обычая, но только то, что могут делать все, а ничего другого вам пророк ваш не заповедал. Если он не запретил вам гнев и похоть, а допустил их – то в какую вы будете ввергнуты пропасть? Имеющий ум да разумеет. Не так Христос делает, но снизу тяжкое возводит кверху верою и действием Божиим. Ибо Творец всему создал человека между Ангелами и животными, речью и разумом отделив его от животных, а гневом и похотью от Ангелов. И кто к какой части приближается, той и становится причастен – высшей или низшей».

Арабские мудрецы вновь спросили его: «Как вы, если Бог един, в трех Его славите? Скажи, если знаешь. Отца называете и Сын и Дух. Если так говорите, то и жену Ему дайте, чтобы от того многие боги расплодились». На это же Константин ответил: «Не говорите такой бесчинной хулы. Мы хорошо научились от святых отцов и от пророков, и от учителей славить Троицу: Отец, и Слово, и Дух, и три ипостаси в единой сущности. Слово же воплотилось в Деве и родилось ради нашего спасения, как и ваш пророк Мухаммед свидетельствует, написав следующее: «Послали мы дух наш к Деве и пожелали, чтобы родила». Поэтому я извещаю вас о Троице». Мусульмане были вынуждены удовлетвориться таким ответом.