Нина Шацкая - Биография любви. Леонид Филатов Страница 2

А артисты ждали. О них-то Лёня думал в первую очередь. Он их любил, для них старался из спонсоров выбить как можно больше денег, отказываясь от них для себя, как это было на его первой картине «Сукины дети», кстати, отснятой в 24 дня с огромной массовкой. Вообще, к деньгам у него было странное для нашего времени отношение, т. е. никакого отношения. Он мог спокойно отказаться от них, даже если они были им заработаны тяжелым трудом. Мог, как говорится, ближнему отдать последнее, и это при том, что у нас никогда их не было в избытке, а иногда и попросту не было — жили в долг. «Нюська, да зачем они? Хватает на хлеб — зачем больше? С голоду не умрем», — говорил он. Я согласно кивала головой, правда, не совсем уверенная в его правоте. А однажды я все-таки ему ввернула: «Вот если бы у тебя были деньги, ты бы смог отснять свою картину». Лёня промолчал. А чего тут скажешь? Деньги презирал. Как-то раз, когда он был еще здоров, ему позвонил (концертный) администратор, сказав, что в Сибири (города не помню) очень его ждут всего на один концерт и обещают заплатить баснословную сумму, на которую «можно было бы купить даже хорошую машину» и не только. И — Лёня отказывается. Администраторы поражались: артисты жаждут приглашений, звонят, просят их, а он без конца отказывается, да еще от таких бешеных гонораров! И в ресторанах он мог расплатиться за весь большой стол, не дожидаясь, пока мужчины наконец-то найдут свои кошельки.

Ой! Не могу не рассказать один смешной случай, правда, смешным он кажется мне сейчас, а тогда было не до смеха. Однажды, после длительного перерыва, к нам в гости приехал один товарищ, к которому Лёня замечательно относился. Обнялись, расцеловались. Не давая нам опомниться, бегло рассказав, где он был и где заработал «кучу денег» (хвастливо показал эту «кучу», — такое я видела только в кино), он приглашает нас в ресторан: «Айда в ресторан! Гуляем, ребята, — я приглашаю!» А чего не пойти, когда тебя приглашает твой хороший приятель, да еще с «кучей», да еще столько надо рассказать друг другу, — давно не виделись, а историй всяких накопилось множество. Наскоро приведя себя в порядок, поехали в кафушку, что недалеко от Театра на Таганке, где мы с Лёней тогда работали.

Пришли, сели за отдельный столик. Настроение — праздник! Хозяин и девочки-официантки здороваются: нас тут знают и узнают нашего гостя, стесняясь, тоже здороваются и дают в красивой корочке меню. Наш гость, быстро изучив его, начинает заказывать для себя и для нас. Имея в виду его приглашение и его кошель, я все-таки напоминаю, что здесь дорогие цены, и не нужно заказывать красную, тем более черную икру, и ни к чему семга с осетриной. Друг гулял! И назаказывал такое изобилие всего, что, казалось, оставит здесь все свои заработанные деньги. Нам накрыли красивый стол. Какие краски! — от разноцветной зелени, от фруктов — красное, зеленое, желтое, черное — восторг! Пили и ели красиво и много. И много говорили, перебивая друг друга. Вино горячило и веселило. Только часа через три или, может быть, четыре, стали, отяжелевшие и уставшие от праздника жизни, собираться домой. Наш гость встал, а мы остались сидеть за столом, ожидая, пока он расплатится. Но то ли он дорогу перепутал, то ли еще что, но пошел он по дороге к раздевалке. Недоумения — несколько секунд, и Лёня быстро идет к стойке и записывает в долговую книгу сумму долга на свою фамилию. Потом еще долго мой любимый отрабатывал эти деньги. Смешно? Но зато — ах, как хорошо нам было тем вечером!

Я всегда считала, что счастье — сиюминутное ощущение, но жизнь с Лёней показала, что счастье может быть на годы, длительным, на уровне Души, — оно не выпячивается, оно где-то глубоко, но оно и есть — счастье! И поэтому все эти последние 10 лет, казалось бы, тяжелые, были для меня, как это ни странно прозвучит, — счастливыми: со мной был рядом любимый, самый дорогой человек на свете.

И он, несмотря на болезнь, работал, работал много, не щадя своих сил, сжигая себя без остатка, потому что хотел много успеть, переживая, что сил и здоровья совсем не остается. И все-таки за время болезни он написал несколько роскошных пьес, которые в свое время непременно увидят свет на театральных подмостках, — я в этом нисколько не сомневаюсь. В одной из телевизионных передач Володя Машков обещал, что обязательно поставит спектакль по Лёниной пьесе. Володя, если тебя не запросит Голливуд, пожалуйста, сделай спектакль. Лёня так этого хотел и так ждал!

Я много думала, как бы одним словом определить человеческую суть Лёни, то основное, что, как мощным магнитом, притягивало к нему людей. И, мне кажется, я нашла это слово, — пронзительность, пронзительность во всем, к чему бы он ни прикасался, в любой работе он достигал высшей планки.

«Виртуозный, тонкий мастер в своей актерской профессии, он мог сыграть любую роль, все ему было под силу», — так о нем писали. Его стихи, пьесы, пародии, переводы — образец прекрасного русского слова. Автор остроумных пародий, он на конкурсе эстрады получает первую премию. Правда, за ночь под давлением цехового начальства жюри перерешило и отдали первую премию, по-моему, Л. Полищук, а вторую разделили между Филатовым и Винокуром. «Что же это у вас получается? На конкурсе артистов эстрады первую премию получает не эстрадный, а драматический артист?!» — гневалось начальство.

Его перевод стихотворения «Очень больно» венгерского поэта Аттиллы Йожефа на родине поэта признали самым лучшим переводом.

Даже его первый фильм «Сукины дети», его режиссерский дебют в кино, на XVII Международном кинофестивале ровно половину срока держал первую строчку, а в конце фильму присудили приз зрительских симпатий. И примечательно то, я повторяюсь, что фильм с его многочисленными массовыми сценами был отснят за 24 дня. А какая дивная атмосфера была на площадке! Актеры не убегали, как это обычно бывает после съемок, по своим делам, а многие приходили даже тогда, когда у них не было в этот день съемок. Курили как оголтелые, но подаренная в первые дни одной из актрис роза в последний день была так же хороша и свежа, как будто ее только что срезали. На площадке царила Любовь. И «виной» всему этому была, конечно же, притягательная Лёнина сила. Его любили, все находились под обаянием его страстной эмоциональной натуры, которая оставалась неизменной даже тогда, когда он стал по-настоящему «звездой», влюбив в себя, казалось, все женское население страны. Популярность — медные трубы — его нисколько не изменила, и всегда и везде он оставался Мужчиной, которых — увы! — на сегодняшний день большой недород, дефицит. Он был любим женщинами и признан ими как уникальная мужская личность. Из всего мужского состава Театра на Таганке я видела только двух Мужчин, Мужчин с большой буквы — Филатова и Высоцкого. Это я так — кстати. Лёню любили не только женщины, его любили и к нему тянулись мужчины. Он, как мудрейший восточный старец, все понимал про нашу горестно-нелегкую жизнь и на любой вопрос мог дать точный ответ. Любое проявление несправедливости вызывало у него болезненную реакцию, он страдал, и я много раз видела, как у него наворачивались слезы, когда он сопереживал чужому горю, чужой беде и приходил в отчаяние от понимания, что изменить ничего невозможно. В такие моменты он мог быть едким, злым, но очень точным, пронзительно точным в характеристике того или иного явления, мог припечатать и дать такую убийственно точную оценку, мягко скажем, несимпатичному ему человеку, что становилось страшно.