Всеволод Гаккель - Аквариум как способ ухода за теннисным кортом Страница 2

Когда я учился в первом классе, со мной случился казус. Первого мая мы приехали на дачу. Поселок только строился и везде было полно народу. Я встретился со своим дружком Юркой Максутовым, и мы полезли в соседский дом исследовать новое пространство. Соседи только возвели сруб, ещё без крыши, и между бревнами свисала пакля. Мы стали отрывать пучки и поджигать их. Я поджог пучок пакли, и она мгновенно вспыхнула у меня в руках. Я инстинктивно одернул руку, и огонь прыгнул прямо на стенку. Мгновенно пламенем был охвачен весь дом. По счастью, бревна были сырые, а вокруг было много воды и талого снега. Сразу сбежались люди со всех сторон, и всё удалось затушить без помощи пожарных. Я убежал в лес на весь день, боясь вернуться домой. Но, когда всё-таки решился, то меня никто не наказал, а я только получил прозвище поджигателя. Соседи не предъявили никаких претензий, обшили сруб вагонкой и живут там по сей день. На обратном пути все молчали. Весь город был прорезан лучами прожекторов, которые сопровождали гигантский портрет Ленина, летавший над городом на каком-то летательном аппарате, скорее всего это был Цеппелин. Я был в полном восторге. Отец всегда уходил в отпуск в сентябре, когда на даче стихает суета и все дети разъезжаются в школу. Я приезжал на выходные и мы вдвоём ходили за грибами. Я совершенно отчетливо помню белый гриб, который мы нашли. И неспелый, почти зеленый, но сладкий арбуз.

В девять лет меня отдали учиться в музыкальную школу. Когда меня привели на отборочную комиссию и посмотрели зубы и пальцы, то предложили на выбор виолончель или балалайку, по всем другим инструментам набор уже был закончен. Я почему-то сам выбрал виолончель. Мать была счастлива, она всегда обвиняла бабушку в том, что она не стала ходить с Алексеем в музыкальную школу, а ведь он был таким одарённым ребёнком. Когда они ссорились, то иногда переходили на французский. Она называла бабушку парижанкой и ханжой и говорила, что могла бы учить своих внуков французскому. Это звучало очень красиво. Бабушка садилась за рояль и исполняла на нём «Турецкий марш», который она играла в юности, когда ещё училась в Париже. Моим педагогом стал Анатолий Кондратьевич Филатов, артист Мариинского театра, который, как и все музыканты, подрабатывал в школе. Он был очень обаятельным, довольно молодым человеком, и моя мать была от него без ума. Вообще, музыкальная школа, в отличие от обычной, это – отдельная среда. Поскольку занятия по специальности индивидуальные, это более эффективно. Но и с родителями сложнее, потому что они и педагоги находятся в гораздо более тесном контакте. Поэтому тебя заставляют заниматься каждый день, в то время как вполне можно не приготовить уроки в школе, куда родители приходят на собрание раз в полгода. Я ничего не понимал, механически наматывал все необходимые часы и ужасно стеснялся своей новой роли. Все ребята в школе в основном занимались спортом. Так, до моего окончания музыкальной школы, ни один из моих школьных дружков ни малейшего представления не имел о том, как я играю на виолончели. Когда же на каких-нибудь школьных праздниках учителя в сговоре с мамой пытались уговорить меня выступить, то я под разными предлогами от этого уклонялся.

Чуть позже мой брат Андрей, который был на четыре года старше меня, самостоятельно поступил в музыкальную школу для взрослых, по классу контрабаса, которая помещалась в этом же здании, что и детская школа. Он был удивительно замкнутый и серьезный юноша, и мы с ним не очень хорошо ладили, в то время как Алексей, который был на восемь лет старше меня, был моим героем и гораздо ближе мне по темпераменту. Но к сожалению, постепенно, по мере взросления, я из младшего брата превратился для него в сопляка. У Андрея с раннего возраста проявилась тяга к серьезной музыке, и он совершенно осознанно стал интенсивно заниматься на контрабасе. Он уже был в том возрасте, когда мог сам покупать пластинки. У нас был вполне современный, по тому времени, проигрыватель с корундовыми иголками, который включался через приемник «Балтика», и было много пластинок на 78 оборотов. Но только с того времени, когда Андрей стал увлеченно слушать музыку и покупать пластинки на 33 оборота, музыка зазвучала у нас в доме. Также у нас был телевизор «Рубин» с большим по тем временам экраном, в то время как у всех были в основном телевизоры с линзами. Отец сконструировал антенну прямо на балконе, и смотреть телевизор к нам ходили все соседи. Это было священнодействие. Вообще, в то время в глазах соседей наша семья являла собой образчик мещанского благополучия – квартира, машина, дача. А мы, дети ученого, именовались профессорскими сыночками. Это не имело большого значения во дворе, в кругу сверстников, это была категория оценки взрослых, в основном учителей и соседей.

Всё свободное время я проводил, гуляя во дворе. У нас было паровое отопление, и двор был достаточно большой и свободный, в то время как все соседние дома с печным отоплением имели дворы, застроенные сараями, порой двухэтажными, сколоченными из чего попало. Каждая квартира или, может быть, даже семья имела свой сарай с дровами. Прогулки в таком дворе носили соответствующий характер. Мой брат Алексей учился в мужской школе, и суровые нравы такого воспитания переносились во двор. Наш двор был благополучней других. Он запирался на ночь и охранялся дворником с усами и в белом переднике. На воротах был звонок и висела табличка, извещавшая о том, что туалета во дворе нет. Через какое-то время всё это отменили, и туалет образовался прямо в нашем подъезде, где и существует по сей день. Иногда во двор всё же привозили много дров, пилили их на электрической пиле и выстраивали огромные поленницы, а потом куда-то увозили. Мы строили из них крепости и играли в восхитительные детские игры, которые носили военный характер, и иногда эта война перерастала в войны между дворами. Все знали друг друга, поскольку учились в трех окрестных школах, но разделение по дворам было строгое. Алексей все время ввязывался в какие-то драки и приходил с разбитым носом. Я играл во все азартные игры – фантики и ушки. Как-то Лена Емельянова, с которой я учился в музыкальной школе и которая была на год старше меня и раньше прошла это увлечение, отдала мне целую коробку фантиков, чем сильно подняла мой авторитет во дворе. Я знал достоинство любой пуговицы. Особенно ценились литые пуговицы с двуглавыми орлами и британские львы. Морские пуговицы моего отца с якорями и гербом пошли тоже ничего себе. Во дворе стоял теннисный стол, и старшие ребята все время играли. Мы крутились вокруг, и я как-то раз схватил со стола ракетку и побежал. За мной погнался Андрей Коссой, который был лет на шесть старше меня. Он был большой и грузный, я перепугался и, когда он меня уже догонял, резко развернулся и кинул ракетку ему прямо в лицо. Я разбил ему очки, стекло попало в глаз, его увезли на скорой помощи и сделали операцию. Он чуть не лишился глаза. Я же навсегда запомнил это и никогда больше так не «шутил». С Колей Николаевым, который жил этажом ниже мы играли в оловянных солдатиков.