Светлана Сергеева - Пока бьется сердце Страница 20

К новому, 1955 году, сдавался жилой дом на далеком «севере» (так назывался микрорайон), и нам дали там 2 комнаты в 3-комнатной квартире. Ванна и горячая вода сделали нашу жизнь более приятной. Но третью комнату занимали довольно склочные соседи, которые часто дрались между собой, в пылу хватаясь за топор. А у них была девочка, лет 10. Приходилось влезать в эти скандалы, успокаивать разбушевавшихся родителей и плачущую девочку.

С «севера» до работы было сложно добираться. Надо было изловчиться, чтобы втиснуться в переполненный автобус. А мне приходилось вырываться с работы еще в обед, чтобы накормить маленькую дочурку. Дома в мое отсутствие ее опекала сестра мамы тетя Маня.

В 1955 году мама по состоянию здоровья перестала работать и в силу своих возможностей помогала с ведением домашнего хозяйства. Но ее частые сердечные приступы пугали нас, так как «скорая» приезжала часа через 1,5–2.

Пришлось самой научиться делать уколы. Вводить камфару довольно сложно. Камфара – весьма плотная жидкость и вводится очень медленно. А что же было делать, когда видишь, как у мамы начинали синеть руки, лицо бледнело, пульс почти не прощупывался. Да еще Виктор под руку что-нибудь кричал. Нервничаешь. Руки начинают дрожать. Зато после окончания этой процедуры, увидев, как губы и лицо у мамы постепенно начинают розоветь, появляется пульс, облегченно вздыхаешь. А тут и «скорая» подъезжала. «Ну что ж, молодцы!» Замерив у матери давление, пульс, они, успокоив нас, уезжали на очередной вызов. Зимой в квартире было очень холодно, Виктор раскаленными на газовой плите камнями обогревал квартиру.

Летом мы решили отправиться всей семьей в путешествие на теплоходе по Волге до Астрахани. Галинушка уже окрепла, и можно было взять ее с собой, тем более что у нас была отдельная каюта со всеми удобствами. Большую часть времени мы проводили на палубе, любуясь водными просторами и красотой природы. В Ростове-на-Дону была остановка для экскурсии по городу.

Было жарко. У мамы начались сердечные приступы. На этом нам пришлось, как это ни было печально, проститься с нашей удобной каютой. Взяли билеты на самолет и полетели в Хмельницкий к сестре Виктора. Остаток отпуска провели там. Маме в спокойной обстановке стало лучше. Мы съездили в Винницу, где осмотрели бункер Гитлера. Всколыхнулась память военных лет… Быстро пролетел отпуск, и вновь дела полностью захватили нас.

Галочка подрастала. Беспокоили довольно частые сердечные приступы у мамы.

Потрясение и борьба за жизнь сына

Однажды меня пригласили в партком завода и предложили написать заявление о приеме в партию. Я совершенно растерялась, так как считала, что еще не могла быть среди кристально честных тружеников-коммунистов. В моем представлении комиссар Воробьев из книги Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке» был настоящим эталоном коммуниста. Я высказала свои сомнения. К беседе подключились начальник производства и главный инженер завода. Они убедили меня согласиться и обещали дать свои рекомендации. Я очень волновалась, считая себя еще не достойной высокого звания коммуниста.

В начале февраля 1957 года меня вызвали на заседание горкома партии. Устав я выучила назубок. На этом заседании все прошло слишком просто. Никто не задал мне ни одного вопроса. Как же так? Им что, безразлично, кто вступает в их ряды? Я была глубоко потрясена этим равнодушием. После заседания почувствовала себя плохо. В это время я была на 8-м месяце беременности.

Прямо с заседания меня отвезли в роддом. Дня 2 промаялась, сдерживая схватки. Рано, еще рано рожать! Но, увы! 10 февраля утром на свет появился маленький, худенький малыш. Силенок у него совсем не было. Беззвучно шевелил он губами. Но это было еще не все. На свет божий появился еще точно такой же слабенький мальчуган. Он скончался через 40 минут после рождения. Я тоже была полностью обессилена и душевно, и физически.

…Так трагически ознаменовалось для меня вступление в партию.

После осмотра малыша врачи посоветовали мне перевязать груди, чтобы прекратить выработку молока. «Слишком слабый малыш. Его время сочтено. Не утруждайте себя». Это был жестокий приговор врачей. Но я решила бороться за жизнь малыша сама. Когда всем мамашам приносили в палату на кормление новорожденных, мне разрешали побыть в детской комнате со своим малышом. Он не плакал, а только подавал стонущие звуки. Силенок у него не было, чтобы самому сосать грудь. Я старалась, стоя над ним, сцеживать по капельке молоко прямо ему в ротик. Вес его при рождении составил 1250 г, рост – 25 см. Очень худенький. Косточки, обтянутые кожицей. Даже уколы ему нельзя было делать. Тело его было «стекловидным», так мне объяснили врачи.

Месяц нас продержали в больнице. Малыш был жив, но в весе прибавлял очень мало. Я решила, что надо скорей выписываться из больницы, где все смотрят на моего беззащитного и такого маленького мальчика, как на обреченного. Дома оборудовали ему теплое гнездышко на электрической грелке. Приобрели детские весы. Стала кормить его из ложечки. Каждый раз взвешивала его перед началом кормления и после, чтобы знать, сколько молока он выпил. Сначала он выпивал по 15–20 г. Я вела строгий учет. Постепенно малыш стал поправляться. Начал потихонечку сам брать грудь. Его тревожили паховая и пупочная грыжи. Я аккуратно вправляла их, когда они выпирали, массировала тельце, двигала его ножками и ручками, укрепляя мышцы… Малыша назвали Александром. Галинушка внимательно и заботливо к нему относилась, подолгу рассматривала. К 30 июня малыш весил уже 5750 г. Дело пошло на поправку. Я перестала взвешивать его каждое кормление. Доброго тебе пути, мой дорогой малыш!

Мне было очень трудно добираться с работы домой на дневное кормление сына. Автобусы ходили редко. В это время на предприятии сдавался новый жилой дом, расположенный около завода Нам выдали ордер на 2-комнатную квартиру на 3-м этаже. Две большие, светлые комнаты, большой коридор, хорошая кухня, ванная, туалет. Горячая вода. Все удобства. Хорошо и уютно. До работы 5 минут ходьбы. Только в магазинах по-прежнему было пусто. Очереди за хлебом, молоком. Сахара не было в продаже. Чтобы как-то подсластить детям молочко, в кашку приходилось добавлять шоколадные конфеты, которые еще были в магазинах. Пользуясь частыми командировками в Москву и Ленинград, я привозила домой сахар, масло, макароны, крупы. Летом выручало обилие фруктов. Хороши были астраханские арбузы весом по 16–18 кг. Вкусные. Ребята с удовольствием поглощали красную сахарную сердцевинку, выковыривая черные семечки.

Я опять в аэроклубе

Коллектив моей лаборатории в основном состоял из молоденьких девушек, пришедших после окончания техникума или института. По вечерам они бегали на танцы, а на работе делились своими впечатлениями. На заводе я организовала парашютную группу, начали проводить лыжные соревнования и другие спортивные мероприятия. Все мои девчата стали посещать стрелковый клуб. Круг интересов у них стал иной.

В Ульяновске был хороший аэроклуб. Регулярно работала парашютная секция. Прыжки выполнялись с самолета По-2. Парашютисту надо было выйти из кабины на крыло самолета и по команде летчика прыгать. Конечно же я стала заниматься в аэроклубе, что было отрицательно встречено в семье, как со стороны Виктора, так и со стороны мамы.

Прыжки начинались рано утром, а к началу рабочего дня все были на своих рабочих местах. Так рано общественный транспорт еще не работал. Надо было довольно далеко бежать до аэроклуба по темным улицам города. Дома мне объявили бойкот. Запирали входную дверь на ключ, и я просиживала ночи на стуле у двери, либо у кроваток дочери и сына. В конце концов домочадцы на меня махнули рукой, ведь все функции хозяйки дома я выполняла, только раньше убегала на работу. Закончив работу на заводе, я забегала в магазины, на рынок и неслась домой, где меня встречали не очень-то приветливо, только радовались ребятишки. Иногда, после очередных упреков и укоров при выполнении прыжка просто хотелось лететь до земли, не раскрывая парашюта. Но зная, что отвечать за ЧП придется ни в чем не повинному инструктору и руководству аэроклуба, не хотелось совершать эту подлость. Домой тянуло только к славной маленькой Галинушке и такому беспомощному маленькому сынишке. Им я была нужна…

Однажды зимой, когда мы готовились к парашютным прыжкам, всем нам выдали новое зимнее обмундирование: меховые куртка, брюки, унты. Снарядившись в новую форму, все мы смотрелись очень даже славно… Надев парашюты и пройдя несколько шагов, я почувствовала, что заметно тяжелее стало ходить в этой несколько великоватой и очень теплой амуниции. Особенно стесняли движение меховые брюки.

Но уже дана команда готовиться к прыжкам. Я подвернулась под руку инструктору и получила указание на выполнение первого пристрелочного прыжка. Прыгали с самолета По-2. Забраться на крыло самолета мне помог инструктор, слегка подтолкнув. Весело заработал двигатель, и самолет, плавно пробежав на лыжах по снегу, начал набирать высоту 800 м. Команда: «Приготовиться!»