Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна Страница 20

Агата многому научилась у Монти. Ее большие, словно чуть хмурые глаза вобрали в себя улыбчивую взволнованность отца, смятенное неверие матери в собственные силы, любопытствующую презрительность Мэдж. Даже когда Монти бывал вдалеке от дома — и предполагалось, что проблема с ним «решена», — Агата явственно ощущала его безвольное присутствие, которое омрачало жизнь семьи и было источником вечной тревоги. Она понимала его — насколько это было возможно. Он делился с ней своими размышлениями о человеческой натуре; помогал трезво и мудро смотреть на ее детективные сочинения.

«В военные времена подобные люди становятся героями. Но в мирные… да, в мирные они чаще всего кончают в тюрьме. Они любят азарт, они не могут бежать по прямой, и они ни в грош не ставят общество — а в конце концов и самое человеческую жизнь». Эта цитата из романа «Берег удачи» не совсем точно характеризует Монти; тот не был преступником и был способен на привязанность. Но он принадлежал к тому типу людей, которых Агата часто описывала в своих книгах — именно они порой становились у нее убийцами, — людей, которые могли бы многого достичь в жизни, если бы не их необъяснимая внутренняя обреченность на ошибки. «Чуть-чуть иное сочетание генов, — писала она о Монти в „Автобиографии“, — и он мог бы стать выдающимся человеком». Дэвид Хантер из «Берега удачи», Филипп Ломбард из «И никого не стало»,[53] Майк Роджерс из «Ночной тьмы», Чарлз Арандейл из «Немого свидетеля», Майкл Рафиэл из «Немезиды», Леонард Воул из «Свидетеля обвинения», Жако Аргайл из «Горя невинным» — все они имеют в характере что-то от Монти.

Особенно интересен в этом смысле Жако Аргайл. Он один из пятерых приемных детей Рейчел и Лео Аргайл. Всех пятерых воспитывали совершенно одинаково и были уверены, что они станут дружными маленькими Аргайлами, составляющими сплоченную семью. Однако они остались совершенно разными, не похожими друг на друга, верными своей наследственности и корням. Несмотря на всю любовь и внимание, которые изливались на него в изобилии, Жако вырос падким на соблазны и бессовестным.

«…Жако, вот уж истинно человеческое существо. Был ли Жако, выражаясь словами кальвинистской доктрины, „сосудом, обреченным быть разбитым“? Жизнь даровала ему все возможности, не так ли? Тем не менее — во всяком случае, так считал доктор Макмастер — ему на роду было написано пойти по кривой дорожке. Никакое окружение не могло ему помочь и спасти его. Неужели это правда? Лео Аргайл говорил о нем со снисходительностью и жалостью. Как он там выразился? „Неудача природы“…»

Так думала и Агата о Монти: она верила в предопределенность судьбы («…где сам я собой оставался в духе, который от Бога достался?») и не сомневалась, что ее брат, как и Жако Аргайл, изначально был лишен шанса на спасение. Современную точку зрения, будто воспитание кует характер, она не разделяла. Разумеется, она понимала, что обстоятельства имеют значение: она сама была продуктом определенного выбора из имевшихся вероятностей, который наложил на ее характер тот, а не иной отпечаток. «Характер, mon cher, не остается неизменным. Он может крепнуть. А может и портиться», — говорит Эркюль Пуаро в «Береге удачи». Однако дальше в том же романе он замечает: «Трагедия жизни состоит в том, что люди не меняются». Он часто повторяет это, как мантру. В романе «Карты на столе» он отказывается поверить признанию в убийстве, ибо догадывается, что оно ложно, и говорит: «Я прав. Я должен быть прав. Я и хотел бы поверить, что вы убили мистера Шайтану, но вы не могли убить его тем способом, какой описываете. Никто не волен делать то, что несвойственно его характеру!»

Пуаро оглашает убеждения своей создательницы. Агата была непоколебимо уверена, что основа человеческого характера неизменна, пусть она порой и неизвестна самому человеку. «Что на самом деле представляет собой человек, становится очевидным лишь тогда, когда настает час испытания, — то есть в момент, когда он встает на ноги или падает».[54]

Монти падал, и это было неизбежно. Только врожденное обаяние помогало ему подниматься. В «Игре зеркал» Агата обратилась к получившей распространение после войны теме веры в силу филантропии, якобы позволяющей изменить жизнь людей, — отчасти из-за Монти она считала это убеждение неверным. Действие книги сосредоточено вокруг школы для малолетних правонарушителей, которой руководит некто Льюис Серрокоулд — «еще один человек с идеалами!», пытающийся исправлять покалеченных обществом детей с помощью психиатрии и образования. Льюис был «увлечен той же идеей — улучшать жизнь других. Но, знаете, на самом деле никто не может этого сделать, кроме вас самих».

Мисс Марпл говорит ему о вере в общественное перевоспитание: «Мне кажется, что порой человек может, знаете ли, перестараться… Я имею в виду молодых людей с хорошей наследственностью, благоразумно воспитанных в пристойном доме, обладающих силой воли, отвагой и способных преуспеть в жизни, — что ж, они действительно, когда доходит до дела, становятся людьми, в которых страна нуждается. Не сочтите, что я не ценю… истинного сострадания. Разумеется, человек должен быть сострадательным, но…»

«Одни рождаются, чтобы быть счастливыми, другие — чтобы не быть счастливыми», — написал сам Монти в 1924 году. В конце концов, если все остальные члены его семьи имели способности к писательству, почему бы и ему их не иметь? Почему бы и ему не сочинять рассказы, как это делали его умные сестры? Живя в дартмурском доме, он исписывал тетрадь страница за страницей. «Наконец я нашел понимание, достаточное, чтобы осуществить свой проект. Подождите — и вы увидите. Все случится так просто, что вы удивитесь: и зачем это нужно — читать и учиться, учиться и читать?..»

В тетради есть несколько начатых стихотворений, пьес и рассказов, обычно — всего по несколько строк. Один рассказ, «Черная слоновая кость», открывается эпизодом, в котором он, Монти, раненный, лежит где-то в Африке. Его слуга дает ему «две маленькие коричневые таблетки. „Что это?“ — спросил я. „Опиум… он вам поможет“». Говорили, будто Монти был наркоманом.[55] Хотя никаких внешних подтверждений тому нет, его собственные слова дают основание предположить, что в какой-то момент жизни он действительно употреблял наркотики. Не в последнюю очередь в пользу этого предположения свидетельствует многое из того, что он пишет, — его писания зачастую напоминают запечатленные на бумаге галлюцинации.

Прекрасная МечтаМожет осуществиться у каждого,Но лучше всего, если бы она осуществилась у меня…О, приди, о, приди,О, уйди, это игра, я говорю, что я вымечталМечту, я говорю, говорю, говорю,Что сегодня или завтра печаль уйдет…

И тем не менее в этом бессмысленном бормотании — отчаянный поиск смысла и порядка.