Юлия Андреева - Ближнее море Страница 20

Пропущенная встреча

– Конец восьмидесятых. Заезжаю к Вовке Шинкареву. Как всегда, напились, и тут звонит Сапега, говорит, что у него тоже интересная встреча и чтобы мы быстренько собирались. А мы – ну просто никакие, – рассказывает Дмитрий Вересов. – Ну в общем не пошли. Проходит неделя, другая, и вот встречаю я на улице Сапегу.

«Интересная была тусовка, жаль, что вы не приехали, – сокрушенно качает головой он, – многое пропустили. Впрочем, у меня запись осталась, хочешь послушать»?

– Короче говоря, взял я кассету и прослушал запись, – Дмитрий делает выразительную паузу. – Представь себе – трио. Три пьяных мужских голоса проникновенно тянут «Летят утки». И эти трое…

Он снова останавливается, испытующе глядя на меня.

– И эти трое – Цой, Башлачов и Майк Науменко!

Вот какую тусовку я, оказывается, пропустил! Не застал, но запись слышал.

Пожелания

Поздравила «ВКонтакте» поэта Арсена Мирзаева. Написала кратко: «Поздравляю!!! Здоровья, денег, любви!!!»

Арсен ответил: «Спасибо, Юля! И тебе – всего самого несбыточного!..»

Медведев

На очередном дне рождения Пушкинской, 10, – 26 июня 2010 года я запланировала встречу с известным в прошлом правозащитником, а ныне художником и писателем Юлием Рыбаковым. Готовясь к встрече, проконсультировалась у знакомого по поводу политической карьеры Юлия Андреевича. Сама-то я в политике ни бум-бум.

Вернулась вечером домой, звоню, докладываю: мол, видела знаменитого политика и поговорила с ним несколько минут.

Интересно другое: весною на выставке я дарила Рыбакову свою книгу «Многоточие сборки» и еще экземпляр просила передать Медведеву.

– Угу, – говорит знакомый, отчего-то вдруг сделавшись немногословным.

– Так что ты думаешь, он Медведеву книгу так и не передал. Сам Медведев на выставку заявился, совершенно стеклянный и «Многоточие сборки» требует. Я объяснила, что книжка у Рыбакова. Он завелся. Хотел уже идти ругаться, экземпляр вызволять. Ну я ему, лишь бы не скандалил, тут же книжку подарила.

– Стоп. Как Медведев явился на Пушкинскую, когда он в Москве?

– Да в какой Москве? Здесь. Я же говорю – бухой на выставку приперся.

– Кто?! Медведев бухой?!!

– Ну, да.

– Какой Медведев?

– Николай.

Забавно, а он, оказывается, на президента подумал.

Эрмитажная сказка

Раз в месяц писатель С. «брал Зимний». Не так, как грубые, пьяные матросы в октябре семнадцатого, а планомерно, раз за разом. Точно входящий в супружескую спальню муж. Каждый раз он брал Эрмитаж с нежностью и упорством, удаляясь затем с чувством исполненного долга. Стены Зимнего дворца давно запомнили странного посетителя, являвшегося регулярно каждый первый четверг и вышагивающего затем по залам главного в Питере музея.

Подобно тому как барон Мюнхгаузен вставал с постели с непременным намерением совершить подвиг, как христиане берут на себя добровольное обязательство читать по главе Евангелия в день, С. добросовестно и обычно в отличном расположении духа в любую погоду, мучаясь от вынужденной человеческой близости в общественном транспорте, заслоняясь рукой от ледяного ветра, перемешанного с дождевыми каплями и осколками зеркала, разбитого троллем, шел к своей цели.

Раз в месяц год за годом он восходил, воспарял по беломраморной лестнице, походя или церемонно здороваясь с беломраморными богинями. Богини тоже были разными. Со многими из них у писателя сложились особенные доверительные отношения. Так что ни богини, ни уважаемый прозаик давно уже не обижались на некоторую разрешенную в среде своих фамильярность.

«Ан не закрыли в этом году окна должным образом, непорядок. Нерадение!» – придирчиво приглядывался к рамам С., трогая большим шероховатым пальцем не тронутые замазкой щели.

«Пустое, – чревовещала белоснежная Ника, – сквозняки и сырость вредят картинам. Да вот еще, возможно, снова простудится бабушка, уже сколько лет греющая стул в углу».

«Бабушка! Да ты, должно быть, выжила из ума, подруга. Слышали! Бабушка. Сразу видно, что создатель не наделил тебя и каплей наблюдательности и ума. Бабушка! Каково?! – весело вступала в спор крутобедрая Мнемозина (откуда она взялась в Эрмитаже, не из Летнего же сада прилетела потолковать о жизненных перипетиях), – бабушка… А вот умеющие мыслить и подмечать детали люди скажут тебе, что еще совсем недавно на этом самом стуле сидела отнюдь не старушка, а похожая на букетик незабудок юная девушка, только-только закончившая искусствоведческое отделение.

Когда ее не станет, когда ссохнется человеческая красота, перетекая в картины и статуи, на месте старой сотрудницы музея, на этом самом стуле, на котором прошла ее жизнь, появится букет незабудок».

«Могу ли я, Ника Аптерос, помнить какую-то девушку, перетекающую в бабушку? Ее красота, молодость и радость рано или поздно перейдут в нас, если только уважаемый сочинитель не сочтет нужным сохранить их в стихотворении или эссе. Ну что? Так и будете любоваться на мраморную, не знающую целлюлита наготу или же напишете пару строк о спящей в углу старушке?»

«Может быть, и напишу, – пожимает С. плечами, – хотя…»

«К чему писать о бренном, когда есть вечное? Ускользающая красота может протечь сквозь пальцы, не оставив и следа воспоминаний. Нет смысла воспевать обыденное и каждодневное – все равно оно исчезнет, обратившись в прах. Останется только…»

Писатель застыл на месте, боясь спугнуть летающий над ним призрак мудрейшей Мнемозины.

«Останется и не канет в Тартар, не достанется мраку, не исчезнет в суете веков то, к чему человек прикладывает частичку своего сердца, – принялась за поучения старая труженица Мойра, – то, во что он верит всей душой. И бабушка-девушка – прекрасна, потому что отдала свою молодость и жизнь Эрмитажу. Умерев, она будет вечно жить в его стенах, пока стоят эти самые стены.

Сохраняют частичку жизни художники и скульпторы, продолжающие жить через свои произведения. Писатель постепенно истончается, списывается как карандаш, переходя в строки. Вензеля, закорючки, строгие компьютерные дорожки – если в них есть душа, то они – суть продолжение жизни, шаг к бессмертию.

Люди привыкли думать о каретах и паланкинах, сандалиях и плащах, об оружии и месте, где можно отдохнуть после работы или долгого пути, об очаге и похлебке. Но кроме вещей необходимых есть и иные, те, что на первый взгляд кажутся ненужными, а на самом деле… Картины и изящные вазы, дорогое оружие и украшения, созданные ювелирами, – все то, что хранит в себе тепло жизни и любви уже после смерти создавших их мастеров, – все это пропуски в вечность.