Куриный бульон для души. Прощение исцеляет. 101 теплая история о том, как оставить прошлое и начать двигаться вперед - Эми Ньюмарк Страница 20

Когда-то давно отец рассказал мне кое-что о детстве мамы, взяв с меня клятву, что я буду молчать и никогда никому – и тем более ей – не скажу о том, что я знаю. Моя мама выросла в пятидесятых, в маленьком городке на Среднем Западе, и была младшей из пяти детей. Она была единственной девочкой и имела еще четверых братьев. И как призналась ей ее мать, имя для нее нашли, ткнув наугад в объявления с некрологами. Но это еще не все. Когда мама была маленькой, она пожаловалась матери, что отец приходит к ней по ночам и… ну вы поняли. Но мать не поверила ей и обозвала лгуньей. А когда отец умер (тогда моей маме было шестнадцать), она плакала не от горя, а от радости. Однако все оставшиеся годы изводила себя чувством вины за эти слезы. Оба ее родителя (мои бабка и дед, которых я никогда не видела) были запойными алкоголиками. С самого рождения мама вынуждена была заботиться о себе сама – и сама, как умела, училась справляться с болью, которую постоянно испытывала, живя в родной семье. Ее воспитывали так, чтобы она никогда не высказывалась вслух, – поэтому она и заглушила свой голос алкоголем.

В 13:23 мама появилась в моей квартире. Чувствуя себя неловко, мы расположились в гостиной для разговора. Было заметно, что мама очень волнуется. Присев на краешек дивана, она вся подобралась, словно хотела занять меньше места, и, достав из сумочки сложенный вчетверо листок, стала его нервно крутить в руках.

– У нас в «АА»… – начала мама, имея в виду группу анонимных алкоголиков, к которой присоединилась после того, как чуть не умерла от очередного запоя, – есть такое задание… это как один из первых шагов к излечению… Нужно осознать свои ошибки, которые мы в течение жизни совершили в отношении других людей, и попросить за них прощения.

Она подняла на меня глаза, сглотнула ком и трясущимися от волнения руками развернула листок и, откашлявшись, начала читать:

– «Я знаю, что никогда не просила у тебя прощения, даже после многих лет трезвости. Сегодня я хочу сказать тебе, что очень сожалею об этом. Я очень сожалею, что я не умела тебя любить и не была той матерью, которую ты заслуживаешь. Я сожалею о всех жестоких словах, которые говорила тебе, и обо всех несправедливых поступках, которые совершила в отношении тебя…»

Голос у нее немного дрожал. Я чувствовала, как она борется со слезами. Однако, не поднимая на меня глаз и не останавливаясь, она продолжила зачитывать свое послание:

– «Я не могу изменить прошлое. Но знаю, что могу изменить себя в настоящем», – закончила она последнюю фразу и, сложив листок, замерла с опущенной головой, словно ожидая приговора.

Я видела, каких невероятных усилий ей требовалось, чтобы выполнить это «упражнение». Все выглядело довольно странно, но, учитывая обстоятельства, я понимала, что мама приложила все свое мужество, чтобы прочитать эти заранее написанные слова.

– Я прощаю тебя, – произнесла я без всяких усилий – слова сами собой вырвались наружу.

Подняв голову, мама удивленно взглянула на меня. В глазах ее стояли слезы. Губы тряслись.

– Правда?! – переспросила она, и у нее вырвался вздох облегчения.

В тот момент я подумала: «Да, прошлого не изменить. Даже тысячи извинений не сотрут из памяти глубоко запрятанные обиды». Но я чувствовала, что мое прощение может завершить нашу старую родовую привычку приносить боль близким людям. Простив маму, я осознанно сказала «стоп!» передающимся по наследству паттернам страдания в нашей семье. Мое прощение могло исцелить не только мои собственные раны, но и мамины раны и раны всех моих родных, включая маминых братьев и ее родителей, чтобы наконец наши внутренние раны перестали вынуждать нас причинять боль нашим близким и всем, кто нас окружал. Я больше не хотела множить эту давнюю боль и позволять ей отравлять мою жизнь, а потому дала себе обещание завершить эту разрушительную программу прямо сейчас, до того, как позволю ей сломить меня.

 Л. Н. Фелдер

История мальчика Билли

Прощение неспособно изменить прошлое, но оно может расширить горизонт будущего.

– Пол Бёзе

Большую часть своей жизни я посвятила тому, чтобы как можно сильнее отдалиться от отца, и потому менее всего ожидала, что когда-нибудь мне придется сидеть у его смертного ложа. Но это случилось – и в один из холодных осенних вечеров я оказалась за тысячу миль от своего места проживания, в больничной палате дома престарелых на Среднем Западе, и держала за руку человека, который превратил мое детство в кошмар.

Накануне вечером мне позвонил родственник и сообщил, что отец умирает. По правде сказать, моей первой реакцией было ответить: «А мне-то что до этого?» Но на следующее же утро я собрала чемодан и отправилась из Колорадо в Сент-Луис, сама не понимая, что мною движет.

Когда я добралась до дома престарелых, меня встретила женщина, которая одновременно отнеслась ко мне и с теплом, и любопытством – как оказалось, никто из персонала этой богадельни не знал, что у «Билла» есть дочь. С состраданием выслушав мой короткий, но достаточно эмоциональный рассказ о том, как мне жилось с моим «папочкой», встретившая меня сиделка заметила, что хотя я и проделала долгий путь, чтобы навестить отца, вовсе не обязана видеться с ним, раз чувствую дискомфорт. Она предложила мне переночевать у нее, а утром готова была отвезти назад, в аэропорт, чтобы я могла улететь домой без всякого чувства вины. Я была чрезвычайно благодарна ей за участие и предложение помощи, но решила до конца пройти этот путь – и неважно, зачем все это было нужно.

На этаже, где располагалась палата отца, меня чуть не вырвало от запаха мочи, талька и дезинфекции. Сиделка, сопровождавшая меня, приобняла меня, ободряя, – и должна признаться, в тот момент я подумала, что зря все это затеяла и лучше было бы принять ее предложение и уехать домой со спокойной совестью, чем находиться во всем этом.

Однако, войдя в палату, я испытала шок. Прошло более тридцати