Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов Страница 20

Чуть позже, уже в тыловом госпитале, Муссолини (прямо как в той швейцарской истории с Лениным) то ли встретился, то ли не встретился с королем Виктором Эммануилом. Последний, навещая своих храбрых солдат, вроде бы даже обменялся несколькими общими фразами с раненым берсальером… Оба участника гипотетической встречи предпочитали об этом впоследствии не распространяться. Король, видимо, мог и не запомнить «памятного свидания» со своим будущим премьером (или, наоборот, утаить это), а вот Муссолини либо решил об этом не вспоминать, либо вспоминать было просто нечего. Хотя и кажется странным, что в период утомительно долгого выздоровления в госпитале капралу не запомнился визит монарха. Зато Муссолини частенько навещали коллеги из Il Popolo d’Italia и поклонники его журналистского пера.

Лечение затянулось на полгода, а так как полностью оправиться от ранений наш герой не смог, то был демобилизован летом 1917 года. На костылях (понятная для итальянца любовь к внешним эффектам) и в залатанной армейской форме появился он на пороге своей редакции в Милане. Война для него закончилась.

…

Вернувшись с фронта, Муссолини немедленно принимается за работу редактора и публициста: ему было о чем написать. Лето 1917-го – какое это время! К Антанте присоединились такие великие державы, как США и Китай, «отсталая монархическая Россия» стала демократической республикой, а «силы реакции» (то есть Центральные державы) оборонялись по всем фронтам. И только крайние социалисты, монархисты да клерикалы мешали полному единению итальянцев в борьбе с врагом.

Муссолини еще валялся на больничной койке, а ненавидящая его Балабанова уже покинула Италию, чтобы вместе с Лениным отправиться через Германию в «свободную Россию». Но левое движение в Италии это не ослабило – напротив, в эти месяцы оно начало набирать обороты.

Муссолини, возвратившемуся в редакторский кабинет Il Popolo d’Italia, пришлось бороться не только с «предательским пацифизмом», но и с падением популярности собственного издания. Без его твердой руки газета во многом утратила свои позиции – да и «ура-патриотические» лозунги в Италии значительно обесценились. Сказывалась усталость нации после двух лет безуспешной и кровопролитной войны. Летом 1917 года в Турине произошло жестокое столкновение между толпой, громящей продуктовые магазины, и срочно вызванными в город армейскими частями. Хаос на улицах Турина продолжался меньше недели, но он отчетливо продемонстрировал, насколько хрупким стал «гражданский мир» в стране. В итальянском парламенте депутат-социалист открыто призвал закончить войну, выбросив лозунг «Нет третьей зиме в окопах». «Патриотические силы» назвали это предательством, но утомление нации от военных испытаний было очевидным.

Между тем Муссолини отвергал переговоры с врагом с той же решимостью, с какой когда-то призывал выкинуть на помойку «национальную тряпку» – флаг. Война до полного сокрушения «германизма» – таким был общий смысл его статей в это время. Любые намеки на мир, не приводящий к уничтожению Центральных держав, Муссолини презрительно называл «миром по-гинденбурговски», по имени нового начальника германского Генерального штаба и фактического руководителя военных усилий противников Антанты Пауля фон Гинденбурга.

Социалисты теперь получали от Муссолини сполна – раньше он только принимал удары, сейчас же наносил их сам. Именно социалисты, вопил его Il Popolo d’Italia, виноваты в том, что Италия не одержала еще победы. Они, а также гнилая итальянская буржуазия, капиталисты и иностранцы, подданные враждебных стране императоров. Это было время нового витка повальной шпиономании в странах Антанты, и призыв Муссолини был услышан.

Именно тогда поражение в правах и интернирование находившихся в Италии австро-венгерских граждан решило проблему с предполагаемым двоеженством Муссолини, разом выведя из игры одну из самых обременительных его любовниц – Иду Дальзер. Это стало возможным благодаря пропагандистской кампании, одним из ярых участников которой и выступал редактор Il Popolo d’Italia.

В Милане Муссолини продолжал заниматься тем же, чем и до отправления на фронт: разжиганием боевого духа итальянского народа, дотированным французским и собственным правительством. Время от времени помогали и англичане, но было бы неправильным утверждать, что одна лишь материальная помощь полностью определяла позицию Муссолини – совсем нет. Он был искренен в своем желании «вмешаться в драку в нужное время», ради конкретных целей – и поступил точно так же в 1940 году. Деньги от французов и англичан были нужны, но… в той же мере, что и германская финансовая помощь российским социалистам. Деньги были средством, а не мотивом.

Зато о самом социализме уже речи не шло – Муссолини отказался от него с той же решительностью, что и от интернационализма. Исчезло даже напоминание о том, что «Il Popolo d’Italia» – это социалистическая газета. Благодаря этим переменам главный редактор Муссолини начал получать все большую финансовую поддержку от итальянских промышленников и капиталистов, напуганных растущим недовольством в стране. Упавший между 1915–1917 годами тираж вырос до 60 тысяч экземпляров, газета выходила ежедневно, кроме понедельника.

Между тем, кровопролитные наступления под предводительством безжалостного генерала Луиджи Кадорна постепенно довели итальянскую армию до предела ее выносливости. В октябре 1917 года на фронте разразилась катастрофа – германские и австро-венгерские войска начали битву при Капоретто. Очень скоро около 300 тысяч итальянских солдат окажутся во вражеском плену, еще большее их число разбежится и дезертирует. Будущий «спаситель Ливии», фельдмаршал, а пока еще капитан Роммель со своей ротой брал итальянских солдат в плен целыми полками: они маршировали под белыми флагами, крича: «Да здравствует Австрия!» В Италии царила настоящая паника. Главнокомандующий Кадорна был с позором отправлен в отставку – его знаменитый отец когда-то завоевал для королевства Рим, теперь же генерала обвиняли в случившемся разгроме. Муссолини не был среди тех, кто поносил павшего кумира, – он симпатизировал Кадорна, ему импонировала свирепая решительность, с которой тот вновь и вновь посылал свои дивизии в атаку. Но в те дни итальянские солдаты уже предпочитали сдаваться в плен.

В Италии потеряли всякую веру в стойкость армии, не успокоило общественность и прибытие дюжины англо-французских дивизий – казалось, что еще немного, и повторится «национальный погром» 1848–49 гг.

Однако до этого было еще далеко, да и немцы не собирались маршировать на Рим или Милан, а всего лишь спасали своего австрийского союзника превентивным наступлением с крайне ограниченными целями. Можно лишь рассуждать о том, приблизила бы оккупация всей или значительной части Италии конец войны – с одной стороны, ключ к победе над Антантой лежал не в Риме, да и вряд ли фронт, пролегающий в Альпах (вкупе с необходимостью кормить оккупированные итальянские области), так уж сильно помог бы немцам. Но, с другой стороны, победа есть победа, и очень многие в Германии и Австрии радовались тому, что «итальянское предательство» было отмщено