Владимир Кантор - Посреди времен, или Карта моей памяти Страница 21

Наступил день выписки. В палату быстрыми шагами вошел усмешливый, даже иронический с виду, молодой и симпатичный быстроглазый доктор лет тридцати. Это и был заведующий отделением. Он раздавал результаты исследований. Одного он направил в гастроотделение, двух других признал здоровыми. «Вот, бля, так и думал», – сказал мордатый понуро. Получившие выписку о годности начали собирать вещи. Тогда он подошел к Киру, взял с тумбочки вестерн, который со вчерашнего вечера читал Кир, желая набраться мужества у ковбоев, и сказал: «Американские вестерны читаем? Полезно. Нужно привыкать к ожидающей суровости жизни. Марш-бросок на двадцать пять километров, скатка по жопе бьет, автомат по спине, пот, грязь, без душа придется, ведь марш- бросок рассчитан дня на три-четыре». Кир не очень уверенно ответил: «Невозможно. У меня гипертония второй степени и стенокардия». «О стенокардии не может быть и речи. Ее просто нет. А вот гипертонию мы оставили», – сказал усмешливый врач. Тут разговор стал на редкость откровенным. «Но ведь с гипертонией заберут», – полувопросительно произнес Кир. «Я понимаю, что делаю, – ответил врач. – Все в порядке. С таким диагнозом в армию не берут. Скажите своему палатному врачу спасибо». Кир оделся и пошел в ординаторскую, там ее не было, он подошел к дежурной медсестре и спросил: «А мое дело уже сдали?» «Нет, но на руки не выдаем». «Да мне бы на секунду, только взглянуть», – и, не дожидаясь возражения, открыл папку. Все дни она писала ему давление сто восемьдесят на девяносто, иногда сто девяносто на восемьдесят пять. К диагнозу придраться было теперь нельзя. Аспирант помог аспиранту.

Немного комическое завершение

На следующий день он пошел по указанному адресу сдавать документы и выписку. Это действо происходило в подвальном помещении рядом с военкоматом. Подвал был полон бывших зэков, признанных годными к военной службе. У стены стоял стол, на нем лежали разные бумаги, в углу ящики, куда складывали паспорта, медицинские выписки и личные дела. Личные дела заполнял сидевший за столом невысокий мужичок, стриженный «под ёжик» с ничего не отражающими глазами. Когда он поднимался, он напоминал невысокий пенек. Подходившие называли фамилию, имя, отчество, год и месяц рождения, место рождения, количество судимостей, учебное заведение, место и год рождения родителей и т. д. Все это, замечу, безо всякой проверки и подтверждения документального. Подошла очередь Кира. Он сдал свой паспорт, медицинскую выписку, назвал фамилию, имя отчество, год, месяц, число и место рождения. Потом последовал такой диалог:

Чиновник: «Сколько судимостей?»

Кир: «Ни одной».

Чиновник: «Как так – ни одной!»

Кир: «Так получилось».

Чиновник: «Что кончал?»

Кир: «МГУ».

Чиновник: «Номер?»

Кир: «Не понял. Какой номер?»

Чиновник: «Какой номер ПТУ?»

Кир: «Это МГУ, Московский государственный университет. Думаю, у него нет номера. Он главный в Советском Союзе».

Чиновник: «А… Понятно. Где отец родился?»

Кир: «В Буэнос-Айресе».

Это была чистая правда. Так получилось, что отец родился в семье политэмигрантов в Аргентине.

Чиновник: «Чего? Это где?»

Кир: «Аргентина».

Чиновник: «Чего? Азербаджан?»

Кир: «Нет. Аргентина. Это в Латинской Америке».

Чиновник: «А что он там делал?»

Кир: «Он? Просто родился. А его родители были политэмигрантами из царской России, как Ленин. Там они и родили отца».

Чиновник: «А зачем они вернулись?»

Кир (чувствуя зыбкость разговора): «По приказу товарища Ленина».

Чиновник (вдруг переходя на вы): «Понял. Ну идите. Паспорт получите назад вместе с военным билетом».

Кир: «А нельзя ли сейчас? Мне гонорар получать. А без паспорта это невозможно».

Чиновник: «Че-его получать?»

Кир: «Гонорар. Это деньги за статью, которую я написал, а ее опубликовали».

Чиновник: «Ну, тогда возьмите. Не забудьте с собой принести, когда придете получать воинские документы».

Он поставил галочку около фамилии Галахтин и обратился к следующему. Кругом стояли бывшие зэки, смотря на Кира с удивлением и даже, как ему показалось, с уважением. Сунув паспорт в боковой карман, он сделал было шаг от стола, как открылась дверь, сквозь которую они спускались в подвал, и сверху раздался громкий, начальственный голос: «Галахтин здесь?». Кир поднял глаза, наверху стоял полный офицер – капитан Квасов. Кир стоял, не шевелясь, чтобы не привлекать к себе внимания. Поведение на уровне инстинкта. Чиновник-пенек посмотрел в свои бумаги, увидел галочку, стоявшую против названной фамилии, и ответил: «Уже ушел». Квасов хлопнул себя по бедру и воскликнул: «Опять ушел!» После чего Кир начал двигаться и прошел мимо Квасова, а было ощущение, что он, как в фантастических фильмах, проходит сквозь стену, исчезая с глаз своих врагов.

Через день он пошел получать свой военный документ. В зале собралось около сотни человек, бывших зэков и будущих солдат, все стулья были заняты. Лица показались Киру опухшими, очевидно, пили все эти дни, как положено перед призывом. Да и вообще все они в этот раз выглядели почему-то какими-то рахитичными и маленькими, Кир сам себе казался Гулливером. На эстраду вышел широкоплечий, коротко стриженый полковник, строго сказавший: «Ждите, сейчас вам раздадут ваши документы». Он сел за стол. Через пару минут в зал вошла полногрудая с толстыми икрами секретарша, неся поднос с грудой разных бумаг. Мало за эти годы видевшие женщин, бывшие зэки проводили взглядом каждый ее шаг, невольно выдохнув одним дыханием: «У-у! Вот это телка!» Нисколько не смутившись, секретарша вышла. А полковник вдруг встал, снял китель, повесил его на спинку стула, вышел на середину эстрады, засучил рукава рубахи и, показывая собравшимся мощные бицепсы, даже немного играя ими, сказал: «Вот посмотрите на меня. Мне сорок лет, а я силен, здоров, могу любому из вас бока намять. А почему? Потому что никогда не пил, не курил и не смотрел на женщин с половым любопытством!» Мужики в зале подавились смехом. Полковник все же произнес речь о чести служить в рядах доблестной Советской армии. Слушали его плохо, переговаривались, кто-то даже закурил в рукав, двое разливали по пластмассовым стаканчикам водку, третий все вертелся, он был на ряд впереди, боялся, как бы его не забыли. Похоже, они привыкли к таким речам и клали на них с прибором. Полковник обвел глазами зал и не увидел ни одного нормального лица, нормальной фигуры, кроме лица и фигуры Кира. Прямо с эстрады он вдруг обратился: «Ну а ты, орел, в какой род войск собираешься?» Кир понял, что к нему, но в зале было более ста человек и все завертели головами, ища того, к кому обратился полковник. Так что тянуть одеяло на себя было неудобно. Полковник это тоже понял. Вдруг сошел с эстрады, вошел в зал, прошел по рядам и сел рядом с Киром. Обнял за плечи: «Ну, орел, повторяю вопрос, плечи у тебя сильные, любой род войск подойдет. Но могу помочь. Куда хочешь? Морфлот? Авиация?» Отец у него был летчиком, все детство он хотел стать настоящим моряком. Но мечты эти ушли с возрастом. А теперь и вообще это звучало для него дико. И он ответил: «Не, никуда. Гипертония у меня второй степени». И добавил зачем-то: «И стенокардия». Полковник оторопел, как-то отстранился, посмотрел почему-то уважительно и, перейдя «на вы», сказал: «Тогда вам надо по партийной линии идти».

Самое смешное, что о карьере он вообще не думал никогда, тем более о такой прямолинейной карьере. И, получив военный билет, в котором говорилось, что он не годен в мирное время, в военное же годен с ограничениями, Кир отправился домой. Дома его уже ждали друзья и накрытый стол. Он сразу позвонил родителям, трубку взяла мама и, узнав новости, сказала: «Я рада. Что бы ни говорил отец, я теперь спокойна. Если что случится, сможем тебе помочь». А гости выпивали, смеялись его рассказам. В этот раз и бабушка сидела за молодежным толом. «Я всегда хотела, чтобы мой внук был ученым, – сказала она. – Если бы была война, я бы сама направила его в армию. А пока пусть хранит традицию и будет профессором, как его дед». Бабушка подняла рюмку: «Я предлагаю выпить за мир во всем мире».

А я, умный и ученый кот, сидел в углу и ел куриную печенку, купленную мне в честь победы Кира. И что теперь? Его бабушка умерла, умерли отец и мать. С женой он развелся, Энди спился, а Мостовые живут теперь в Бостоне. Сам он вряд ли будет рассказывать эту историю. Будет стесняться, что избежал службы в армии. А мне, коту, все можно. Скажут, намурлыкал Бог знает что, может, и выдумал все. Но все равно, кроме меня, никто это не расскажет. А мне интересно, для меня это и необходимая письменная работа. Мне знакомый кот рассказывал (он сам слышал), как один чиновник говорил: «Работать с интеллигенцией – все равно что котов пасти». Да, нас пасти трудно, мы каждый сам по себе, не бараны какие-нибудь. Оценок нам за наши сочинения в институте не ставят, но комментируют. Об этих моих записках руководители института сказали, что они не очень похожи на реальность, что интеллигенты, по их сведениям, в трудные минуты друг другу не помогают. Но смотря в какие моменты! Поэтому завершаю свои записки честным словом благородного кота, что все рассказанное в них – чистая правда.