С. Кошечкин - Весенней гулкой ранью... Страница 21

добрая, отзывчивая душа. Ее дыхание живо и неподдельно. Это всегда понимали

вдумчивые и доброжелательные читатели поэта.

"В общем он очень милый малый с очень нежной душой. Хулиганство у него

напускное - от молодости, от талантливости, от всякой "игры", - писал В. И.

Качалов.

"Милый, талантливый Есенин, - обращался к автору стихов "Хулиган",

"Исповедь хулигана" А. Н. Толстой, - никогда, сроду не были вы конокрадом и

не стаивали с кистенем в голубой степи... Кому нужно, чтобы вы изо всей мочи

притворялись хулиганом? Я верю вам и люблю вас, когда вы говорите:

Стеля стихов злаченые рогожи,

Мне хочется вам нежное сказать.

Но, когда вы через две строчки выражаете желание:

Мне сегодня хочется очень

Из окошка луну...

не верю, честное слово... Милый Есенин, не хвастайте..."

Сердцем он оставался таким же, каким был раньше. Декадентское зелье не

отравило крестьянского сына, не обмелел его поэтический родник. Не

нарушалось единство кровообращения с землей, со всем живым. И потому так

естествен и глубок вздох:

Я люблю родину.

Я очень люблю родину.

И тут же - мучительное, тревожное: "Куда несет нас рок событий..."

Чтобы уяснить будущее, поэт оглядывается назад. Ее всегда прибыльно

читать - "земли родной минувшую судьбу"...

"Я ХОЧУ ВИДЕТЬ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА..."

1

"Бог с ними, этими питерскими литераторами... они все романцы, брат,

все западники. Им нужна Америка, а нам в Жигулях песня да костер Стеньки

Разина". - Эти строки пишет Есенин поэту Александру Ширяевцу, уроженцу

Поволжья.

Есенин приехал на побывку в Константинове, Ширяевец - в Туркестане.

"Питерские литераторы" - в первую очередь Д. Мережковский, З.

Гиппиус...

"Об отношениях их к нам судить нечего, они совсем с нами разные, и мне

кажется, что сидят гораздо мельче нашей крестьянской купницы".

Идет июнь 1917 года. "Крестьянская купница" волнуется...

Есенин чувствует: час "преображения" настает. И не красного словца ради

вспоминается ему "в Жигулях песня да костер Стеньки Разина" - то, что

исстари пьянило русское сердце, полоненное мечтой о воле, что безмерно

дорого обоим поэтам - и волгарю, и рязанцу. Да им ли только!

Не к тому ли времени, может быть, больше, чем к какому-либо иному,

приложимы строки Ярослава Смелякова:

Острее стало ощущенье

Шагов Истории самой.

И вот - Октябрь.

Его пламя как бы заново высветило во мгле минувшего образы Болотникова,

Разина, Пугачева, приблизило их к людям, вставшим во весь рост. Героический

дух народных заступников словно оживал в сердцах красных воинов. "Правда"

писала в 1922 году: "Многое могли бы поведать старые чапаевцы о легендарных

подвигах полков имени Стеньки Разина, Пугачева, воскресивших удалые подвиги

волжской вольницы".

В глуби времен видел революционный народ истоки своего свободолюбия и

храбрости. Вспоминал былинные распевы, предания, обычаи...

...У бедного мужика Ивана Чапаева родился первый сын. Иван зовет к себе

гостей "именитых" отпраздновать рождение первенца.

"Именитые" не идут к бедняку. Иван выходит в "поле чистое" "поискать

себе гостей для праздничка".

Три встречных странника (Пугачев, Разин, Ермак) согласились пойти к

нему.

Их подарки младенцу:

От первого - "любовь народная". Второй дарит "удаль молодецкую". Третий

- "смерть геройскую".

Так в "Правде" (30 сентября 1922 года) излагалась былина, сочиненная

красноармейцем Беспрозванным.

Вглядывались в минувшее и писатели.

В конце 1921 года Максим Горький, находясь в Берлине, пишет сценарий

"Степан Разин". (Работа предназначалась для французской кинофирмы, постановка фильма не состоялась.)

Место действия одной из сцен - почти как в письме Есенина: берег реки,

горят костры...

"Борис (поводырь слепцов-гусляров. - С. К.) задумчиво смотрит на

Разина, вздыхая, говорит:

- Людей ты, не жалея, бьешь... Разин нахмурился:

- Нет, людей я жалею. Я для людей, может, душу мою погублю... Ты не

понимаешь этого, птица. Уйди-ко..."

Запомним этот эпизод: к нему мы еще вернемся.

Сарынь на кичку.

Кистень за пояс.

В башке зудит

Разгул до дна.

Свисти-глуши,

Зевай-раздайся,

Слепая стерва - не попадайся,

Вввв-а, -

гремел на литературных вечерах голос Василия Каменского - поэт читал отрывки

из своей поэмы "Сердце народное - Стенька Разин". Слушателей захватывал

буйный протест против старого мира, боевой задор, ощущение силы, жажда

свободы и счастья.

Спустя несколько лет Каменский выпустил поэму и пьесу о другом

защитнике закабаленного люда - Пугачеве.

Петру Орешину седая волжская волна пела о былом:

Как негаданно встал

Из крутых берегов

Воевода-капрал

Емельян Пугачев.

Свистнул ветер-степняк,

Оглушил Жигули.

Стенька, вольный казак,

Отозвался вдали.

"Баюн Жигулей и Волги" (слова Есенина), Ширяевец в отблесках костров

отшумевшей вольницы узнавал зарю-заряницу Октября:

Нет, не умер Стенька Разин,

Снова грозный он идет...

Стихи и поэмы В. Маяковского, В. Хлебникова, М. Волошина, И.

Рукавишникова, А. Безыменского, И. Садофьева, В. Гиляровского...

Проза А. Чапыгина, В. Шишкова, А. Яковлева...

Пьесы К. Тренева, Ю. Юрьина, И. Шадрина, Д. Смолина...

Если все, что в те годы печаталось, ставилось, пелось о Пугачеве и

Разине, собрать воедино, получилось бы, пожалуй, несколько объемистых томов.

Идейно-художественные основы этих вещей, естественно, разные, запасы

литературной прочности - тоже. Но все они были вызваны к жизни героическим и

суровым временем. Тем самым временем, которое открывалось Есенину в видении:

"Пляшет перед взором буйственная Русь".

Жигули, костер Стеньки Разина, о которых поэт вспоминал накануне

Октября, спустя три года обернулись в его раздумьях разбойным Наганом,

Таловым уметом, грозной тенью императора Петра Федоровича...

Есенин задумал написать своего "Пугачева"...

2

В конце 1920 года одна из знакомых Есенина зашла в книжную лавку

"Московской трудовой артели художников слова" и застала поэта сидящим на

корточках где-то внизу. Он копался в книгах, стоящих на нижней полке, держа