Соломон Штрайх - Ковалевская Страница 21

Недоверие немецких профессоров к учащимся славянам усилилось после покушений поляка Березовского и русского Каракозова на племянника их короля, русского царя Александра II. Немецкие профессора были верными подданными своего монарха и вместе со всей феодально-буржуазной Германией готовились под руководством Бисмарка к походу на Париж. Полицейский патриотизм мешал им понимать научные и социальные стремления русской революционной и радикальной молодежи. Спокойнее и вернее будет — не допускать русскую женщину в университет.

Софье Васильевне пришлось выписать в Гейдельберг мужа, послать его к недоверчивым профессорам, как живое свидетельство ее семейной благонадежности. Владимир Онуфриевич сумел успокоить подозрительных профессоров ссылкой на свое близкое родство с А. О. Ковалевским, научная репутация которого стояла высоко в их глазах. Комиссия решила, в виде исключения, допустить Софью Васильевну к слушанию лекций у двух-трех профессоров — по математике и физике.

Ковалевская торжествовала: все-таки в Западной Европе легче, чем в любезном отечестве, преодолеть политическую косность и обойти полицейскую благонамеренность ученых чиновников. Она радовалась также при мысли о том, что другим женщинам это удастся легче и скорее, чем ей. Но долго еще преследовали Софью Васильевну мещанские сплетни гейдельбергских университетских обывателей. В июне 1869 года Владимир Онуфриевич сообщал брату в Казань: «Про Софу в здешних газетах пишут разный вздор, и все здешние профессора, а особенно доценты, сплетничают отчаянно».

Софья Васильевна старалась не обращать внимания на сплетни и пересуды. Она записалась на целый ряд курсов в отведенной ей области; набрала 18 часов лекций в неделю, а вскоре довела их до 22 часов, из них 16 — чистой математики; хотела прилежанием и усердием пристыдить фарисеев, доказать, что женщины способны заниматься наукой и могут содействовать ее развитию.

Гейдельбергские студенты шестидесятых годов были типичные немецкие бурши, занимавшиеся пирушками, попойками и дуэлями. В свободное от занятий время они прогуливались по городу со своими огромными догами, наряженные в разноцветные костюмы своих землячеств, с шелковыми лентами через плечо, в самых причудливых головных уборах. Они принадлежали в большинстве к классу крупных помещиков, и пренебрежительно смотрели на своих немногочисленных товарищей из мещан.

Проникшись вместе с табачным дымом и пивным перегаром средневековыми взглядами своих учителей на роль и назначение женщин, гейдельбергские бурши как удостоверяет учившийся в Гейдельберге одновременно с Ковалевской К. А. Тимирязев, глазели на Софью Васильевну с глупо-недоумевающими физиономиями. Но Софа не замечала этого: она рада была возможности учиться у знаменитых профессоров, студенты казались приятными и ласковыми, заботящимися об ее удобствах, старающимися не смущать ее взглядами.

Все хорошо в университетском городке, вплоть до изумительной чистоты тротуаров и мостовых. Но особенно хороша там природа! Гейдельберг находится в одной из лучших по климату местностей Германии, в красивой узкой долине на левом берегу реки Неккара, притока Рейна. На высоком холме над городом — старый, пышно разросшийся парк, живописные здания и обросшие плющем развалины замка, относящегося к началу XIV века.

Вместе с приехавшей вскоре из Москвы Ю. В. Лермонтовой и перекочевавшим из Вены В. О. Ковалевским, Софья Васильевна совершала прогулки в окрестностях Гейдельберга. Уходили далеко от города. Владимир Онуфриевич занимался своими палеонтологическими и геологическими поисками. Ковалевская и Лермонтова резвились, как малые дети. Радости и веселья было много. Софа была счастлива безмерно. С мужем у нее установились особенные, чисто поэтические отношения. С ним приятно было проводить время в восторженных спорах о всевозможных отвлеченных предметах. Строили планы «хорошей» жизни, служения человечеству, работы для чистой науки.

Ковалевская победила мещанские предрассудки гейдельбергских университетских кругов. Убедившись, что Софья Васильевна, не принадлежит к тем «опасным русским нигилистам», которые покушаются на целость алтарей и тронов, подвергая риску домашний уют благонамеренных людей, профессора отказались от своего предвзятого мнения о молодой женщине. Ее трудолюбие, работоспособность и быстрое постижение научных истин привлекли к ней симпатии различных слоев гейдельбергского общества. Профессора, у которых Ковалевская занималась, приходили в восторг от ее способностей, были очарованы ею. Слухи об удивительной русской студентке распространились по городу. Матери показывали ее на улицах своим детям, как пример благонравия и скромности.

При отъезде весною 1869 года из России, Ковалевские обещали родителям Софы приехать на лето в Палибино вместе с Анютой, но обманули их. Каждого из них по-своему закружил, завертел вихрь заграничной жизни. Вместо Витебской губернии Софья Васильевна с мужем отправились на последние гроши в Лондон. Здесь познакомились с учеными, писателями, мыслителями: с Гексли, Спенсером, Ральстоном, Льюисом, Джорджем Элиот и другими. Знаменитая английская романистка Джордж Элиот (литературный псевдоним Марии-Анны Эванс, 1819–1880) знала уже о Ковалевской от одного английского математика, слышавшего о ней в гейдельбергских профессорских кругах. Она захотела познакомиться с интересной русской женщиной, пригласила ее с мужем на свой приемный воскресный день и повторяла эти приглашения во все время пребывания Ковалевских в Лондоне. В своем дневнике Джордж Элиот записала 5 октября 1869 года: «В воскресенье я принимала визит одной интересной русской парочки — Ковалевских: она, премилое существо, чрезвычайно привлекательное и скромное в речах и обращении, изучает в Гейдельберге математику, а он — симпатичный и умный человек, занимается изучением конкретных наук, специалист по геологии».

У Джордж Элиот и состоялось знакомство Ковалевской с английским буржуазным философом и социологом Гербертом Спенсером. Представляя их друг другу, романистка нарочно не назвала Софье Васильевне имя ее собеседника, но подзадорила обоих несколькими словами о роли женщины в умственной жизни человечества.

— Как я рада, — сказала она Спенсеру, — что вы пришли сегодня. Я могу вам представить живое опровержение вашей теории — женщину-математика.

— Позвольте вам представить моего друга, — продолжала она, обращаясь к Софье Васильевне. — Надо вас только предупредить, что он отрицает самую возможность существования женщины-математика. Он согласен допустить, в крайнем случае, что могут время от времени появляться женщины, которые по своим умственным способностям возвышаются над средним уровнем мужчин, но он утверждает, что подобная женщина всегда направит свой ум и свою проницательность на анализ жизни своих друзей и никогда не даст приковать себя к области чистой абстракции. Постарайтесь-ка переубедить его.