Ирина Ободовская - Роковая красавица Наталья Гончарова Страница 22

Март 1833 года… Наталье Николаевне 21 год, она ждет второго ребенка. У нее разные хозяйственные заботы. Покупка лошади (вероятно, для Дмитрия Николаевича), о чем не следует говорить «господину и повелителю», то есть Пушкину. (Это, конечно, шутка, но вместе с тем и признание властности характера мужа.) И замена коляски более вместительным ландо[33], на покупку его у Пушкиных денег нет. В Полотняном Заводе было много экипажей и свои каретные мастера. Нанимать извозчика в те времена стоило дорого, примерно 20 рублей в день, иначе говоря, свыше 7 тысяч в год. Поэтому имели своих лошадей и держали кучера. Маленького «пажа» – мальчика для посылок – тоже выписывали с Завода: так дешевле, чем нанимать в Петербурге. Наталья Николаевна прекрасно понимает материальные затруднения семьи и старается сократить расходы.

Что прислал сестре Дмитрий Николаевич? Вероятно, это были всевозможные запасы, которые иногда отправляли Наталье Николаевне из гончаровских поместий: варенье, соленья, битую птицу и т. п., а также полотно домашней выработки, шерстяные носки и чулки для детей. Может быть, был и какой-нибудь подарок от брата. Понравились и сапожки, которые послала Нина, молодая гувернантка семьи Гончаровых. О ней часто очень тепло упоминают в письмах и Наталья Ивановна, и сестры.

Уже третий год Наталья Николаевна живет в Петербурге и никак не может собраться навестить родных. Вот почему она чувствует себя виноватой, особенно перед сестрами. И наконец, в письме упоминается «X…» – графиня Надежда Чернышева, к которой безуспешно сватался Дмитрий Николаевич.

Весною 1833 года Пушкины вновь сняли дачу на Черной речке и вскоре переехали туда. 6 июля Наталья Николаевна родила там сына, которого в честь отца назвали Александром. На крестины приезжал из Москвы Павел Воинович Нащокин: Пушкин непременно хотел, чтобы друг был крестным отцом его первого сына.

Наталья Ивановна, видимо, была обрадована рождением внука и даже послала дочери в подарок 1000 рублей. Учитывая ее скупость, этот жест заслуживает внимания. «Пушкин написал мне, – читаем мы в ее письме к Дмитрию Николаевичу, – чтобы сообщить о благополучном разрешении Таши, она родила мальчика, которого нарекли Александром. Я полагаю, он известил также и тебя. Он рассчитывает через несколько недель приехать в Москву и спрашивает моего разрешения заехать в Ярополец и навестить меня, что я принимаю с удовольствием».

Мы уже говорили, что царь разрешил Пушкину работать в архивах и назначил жалованье. Архивы увлекли Пушкина: «сколько отдельных книг можно составить тут! Сколько творческих мыслей тут могут развиться», – читаем мы в его письме Погодину от 5 марта 1833 года. И действительно, изучая материалы эпохи Петра I, он встречает много сведений о пугачевском восстании и решает написать книгу о Пугачеве. Помимо интереса к этому историческому событию, Пушкин рассчитывал путем издания книги поправить и свои материальные дела.

Для такой большой работы нужно было посетить места, связанные с восстанием, а затем, уединившись в Болдине, закончить ее. Поэт ходатайствует об отпуске на несколько месяцев. В письме к ближайшему помощнику Бенкендорфа Мордвинову он поясняет причины, побуждающие его взять столь длительный отпуск:

«…В продолжение двух последних лет занимался я одними историческими изысканиями, не написав ни одной строчки чисто литературной. Мне необходимо месяца два провести в совершенном уединении, дабы отдохнуть от важнейших занятий и кончить книгу давно мною начатую, и которая доставит мне деньги в коих имею нужду. Мне самому совестно тратить время на суетные занятия, но что делать? они одни доставляют мне независимость и способ проживать с моим семейством в Петербурге, где труды мои, благодаря государя, имеют цель более важную и полезную.

Кроме жалованья, определенного мне щедростью его величества нет у меня постоянного дохода, между тем жизнь в столице дорога и с умножением моего семейства умножаются и расходы.

Может быть государю угодно знать какую именно книгу хочу я дописать в деревне: это роман, коего большая часть действия происходит в Оренбурге и Казани, и вот почему хотелось бы мне посетить обе сии губернии…» (30 июля 1833 года).

Горькая ирония сквозит в каждой строчке этого письма: поручив Пушкину громадную историческую работу, Николай I не пожелал обеспечить прожиточный минимум семье великого поэта. Определенного «щедростью» царя жалованья могло хватить только на оплату квартиры и дачи. Кистеневские деньги были прожиты, на «суетные занятия», то есть литературные, являвшиеся основным источником денег для существования, времени было мало.

Маем-июнем 1833 года можно датировать найденное нами в 1970 году письмо Александра Сергеевича к Дмитрию Николаевичу Гончарову.

Приведем это письмо.

«Дорогой Дмитрий Николаевич!

Ваше письмо пришло как раз в то время, когда я собирался вам писать, чтобы поговорить с вами о моих затруднениях в связи с предстоящими родами Наташи, и о деньгах, которые мне будут крайне нужны. Таким образом, наши с вами просьбы были бы обоюдны. Между тем, мне удалось кое-что сделать. Князь Владимир Сергеевич Голицын сейчас находится здесь, и я с ним говорил о вас и вашем деле. Он мне показался расположенным оказать вам услугу и сказал, что в конце месяца будет в Москве, где вы сможете с ним переговорить. Если Вы устроите этот заем, я вас попросил бы одолжить мне на шесть месяцев[34] 6000 рублей, в которых я очень нуждаюсь и которые не знаю где взять; так как князю Голицыну совершенно все равно одолжить 35 или 40 000, и даже больше[35], это тот источник, из которого вы будете так добры почерпнуть, если возможно. – Я не могу сделать этого сам, потому что не могу дать ему иной гарантии кроме моего слова, и не хочу подвергать себя возможности получить отказ. – Так как вы глава семейства, в которое я имел счастье войти, и являетесь для нас настоящим добрым братом, я решаюсь надоедать вам, чтобы поговорить о моих делах. Семья моя увеличивается, служба вынуждает меня жить в Петербурге, расходы идут своим чередом, и так как я не считал возможным ограничить их в первый год своей женитьбы, долги также увеличились. – Я знаю, что в настоящее время вы не можете ничего сделать для нас, имея на руках сильно расстроенное состояние, долги и содержание целого семейства, но если бы Наталья Ивановна была так добра сделать что-либо для Наташи, как бы мало то ни было, это было бы для нас большой помощью. Вам известно, что зная о ее постоянно стесненных обстоятельствах я никогда не докучал ей просьбами, но необходимость и даже долг меня к тому вынуждают, – так как, конечно, не ради себя, а только ради Наташи и наших детей я думаю о будущем. Я не богат, а мои теперешние занятия мешают мне посвятить себя литературным трудам, которые давали мне средства к жизни. Если я умру, моя жена окажется на улице, а дети в нищете. Все это печально и приводит меня в уныние. Вы знаете, что Наташа должна была получить 300 душ от своего деда; Наталья Ивановна мне сказала сначала, что она дает ей 200. Ваш дед не смог этого сделать, да я даже и не рассчитывал на это; Наталья Ивановна опасалась, как бы я не продал землю и не дал ей неприятного соседа; этого легко можно было бы избежать, достаточно было бы включить оговорку в дарственную, по которой Наташа не имела бы права продать землю. Мне чрезвычайно неприятно поднимать этот разговор, так как я же ведь не скряга и не ростовщик, хотя меня в этом и упрекали, но что поделаешь? Если вы полагаете, что в этом письме нет ничего такого, что могло бы огорчить Наталью Ивановну, покажите его ей, в противном случае поговорите с ней об этом, но оставьте разговор, как только вы увидите, что он ей неприятен. Прощайте».