Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди - Юрий Александрович Соколов Страница 22

А вот от Люта можно было ожидать действий куда более решительных, ибо он находился в том состоянии, когда лета умножены опытом, но еще не обременены старостью и не ущербны утратой энергии, которая как раз пребывает в самом своем зените. Надо полагать, весьма многие и в Киеве, да и в иных уделах Руси молились своим родовым богам о продлении только что сложившегося «статус-кво», т. е. о продлении жизни Свенельда, с которым связано было пусть и хрупкое, но равновесие. Но в реальной политике молитву обычно подкрепляют практическим действием. И действие это решительно и неизбежно в той мере, в какой провидится опасная и отнюдь не далекая перспектива. Люта и неизбежной с его приходом смены поколений политиков, т. е. приходом во власть тех, кто застоялся на «вторых ролях», боялись. Не могли не бояться! Почти наверняка Добрыня и Владимир Святославич были посвящены в сюжет гибели Люта.

Новгород не менее прочих окраин не хотел нарушения мира. Ведь понятно, что борьба Киева за реальное доминирование, а она будет разворачиваться вокруг Днепровского транзита, вновь парализует торговлю с Византией. Эта торговля только-только возобновилась. Конечно, благодаря ей обогащался и Киев. Но обогащались одновременно, и решали слишком уж обострившиеся социальные проблемы, также и все уделы, вовлеченные в товарооборот с ромеями. И Новгород в том числе, и даже прежде всего: ведь именно для Новгорода был также открыт и путь на Балтику и через нее в Северную Европу, куда, благодаря новгородцам, втридорога перепродавались византийские товары. Вот тут, кстати, становилось понятно, что единое экономическое пространство на Руси уже сложилось, и это тот фактор, который гасил любые по силе центробежные тенденции. По «классике» наличие внутреннего рынка есть важнейшее условие единства государства. Гораздо более важное, чем успешность внешней торговли. О существовании внутреннего рынка, т. е. торговых связей внутри Руси между уделами и городами даже спустя почти столетие после формального образования Киевской державы, следует дать ответ отрицательный: необходимости в товарообмене между окраинами на Руси не было, поскольку они были вполне экономически самодостаточны и, ничем (или почти ничем) не отличаясь друг от друга, вполне сами себя всем необходимым удовлетворяли. Никто не мог предложить дальним и ближним соседям какого-то особого, «эксклюзивного», товара, жизненно необходимого или необходимого в социально-политическом развитии. Вместе с тем, все окраины в большей или меньшей степени были задействованы в торговле отчасти на Балтике и в полной мере на Черном море.

Варяги и русы, открыв транзит от Балтики до Черного моря, из Северной Европы по системе рек Восточноевропейской равнины на Византию, вовлекли в него все племена Днепровского и Ильменьского речных регионов. Эта торговля ускорила процесс имущественной и социальной дифференциации, формирование новых общественных отношений и институтов, в том числе и такого, как государство. Развитие и статус уделов, «нарезанных» в 970 году Святославом Игоревичем, непосредственно зависел от динамики товарооборота. Однако, монополия Киева как «ворот» к византийскому всеобъемлющему рынку ставила перед уделами три альтернативные задачи. Первая – это найти свой «ход» на Византию, такой, который позволил бы обойти киевских князей. Вторая – в том случае, если найти такой обходной путь не удастся, то постараться найти новые рынки, близкие по эффективности к константинопольскому. Третья – если две первые задачи неразрешимы, то постараться захватить сам Киев и установить там собственный контроль.

Поскольку первые две задачи на X век и в самом деле не имели положительного решения, так как обходные пути были несоизмеримо тяжелее и ненадежнее, восточные рынки – недосягаемы, а европейские рынки – нерентабельны, то оставалось решать третью задачу. А это зависело от качества власти в самом Киеве. Идеалом было, если власть в Киеве была бы слабой и не амбициозной. К сожалению для удельной знати, в Киеве правительство возглавлял Свенельд, т. е. власть отнюдь не была слабой. С уходом Свенельда, а это в силу его возраста должно было произойти в близкой перспективе, правительство возглавил бы его сын Лют и, соответственно, власть в Киеве стала бы амбициозной в опасной для соседей степени.

Надо понимать, что Киев сам по себе пока мало что мог предложить для Константинополя. Сила Киева была именно в том, что он контролировал торговлю и процветал прежде всего с доходов от нее. Какой смысл Киеву было «не пущать» никого через свои «ворота»? Нет, Киеву как раз было нужно, чтобы уделы торговали с Византией, естественно, через посредничество Киева! А если уделы начнут бойкотировать, да еще одновременно, эту торговлю, то это приведет сначала к экономическому, а затем и к социальному кризису в Киеве. Уделы именно так бы с удовольствием и сделали, но бойкот те же роковые последствия прежде всего спровоцировал бы и у них.

По идее, распад раннесредневековой «варварской империи» (типа Каролингской), к каковой можно отнести Киевскую державу, хоть и болезненен, но позитивен, поскольку способствует росту самосознания на окраинах и многоаспектному (всестороннему) развитию регионов. Но, во-первых, в отличие от Западной, Восточная Европа не имела этнической пестроты, ее огромные лесные просторы населялись восточнославянским этносом и необходимости в «самосознании», отличном от общего, родственные племена не испытывали. Наоборот, за столетие Киевской Руси они ощутили полезность единства политического и, что еще важнее, начали осознавать свое «единение в судьбе», т. е. предопределенность и естественность исторического единства. Во-вторых, возможно (и даже скорее всего) амбициозный эгоизм региональных элит попытался бы преодолеть «естественный ход вещей», но элиты не могли позволить себе (хотя бы из инстинкта самосохранения) тотальной изоляции. Преодоление этой изоляции лежало только через Киев. Можно сказать, что на последнюю четверть X столетия весь сложившийся комплекс причин предопределял неизбежность сохранения Киевской Руси. До тех пор, пока Константинополь сохранит свою исключительность и безграничную емкость, пока Киев сохранит за собой функцию монопольных «ворот» на этот сказочный рынок, пока не откроются новые, столь же перспективные, как «путь из варяг в греки», торговые транзиты, пока регионы не откроют для себя выгодные именно им и досягаемые именно ими без посредников рынки, пока региональные элиты не заматереют и перестанут нуждаться в каком либо координирующем центре и внешнем источнике защиты и сохранения благоприятно сложившегося «статус-кво», до тех пор Киевская Русь, при всех неизбежных внутренних потрясениях, сохранит свое государственное единство.

Такая ситуация сложится через век, т. е. к концу XI века. Но на последние десятилетия века предыдущего политическое единство Руси было как бы предопределено. Вопрос лишь в том, кто из Святославичей окажется победителем в финале «большой игры», сохранит ли киевский престол Ярополк, оттеснит ли его кто-то из братьев или, что оказывалось