Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди - Юрий Александрович Соколов Страница 23

весьма вероятным, Рюриковичей сменит кто-то из узурпаторов, из которых наиболее вероятным был тот же Лют Свенельдич. И это-то последнее из возможных развитии сложившегося сюжета, суть которого была в определении очередного «царя горы», более всего пугала Святославичей в уделах и окружавшие их удельные элиты. Но не менее, если не более, это должно было пугать и Ярополка, ведь он стал бы первой жертвой Люта. Вопрос не в том, какие чувства испытывал юный киевский князь к сыну главы своего правительства – это понятно! (Какие чувства можно испытывать к своему будущему убийце?!) А в том, решился ли Ярополк или кто-то в его окружении на то, чтобы либо примкнуть к заговору, либо составить свой заговор, непосредственно в Киеве. То, что у Свенельда и его сына в Киеве было много врагов – это несомненно. Врагов этих следовало искать, само собой, не среди посадского населения, не среди смердов-общинников, а среди знати, среди «бояр мудрствующих». И среди тех, кто имел зрелые и даже преклонные лета, ибо их-то в первую очередь и отодвинут (решительно и бесповоротно, окончательно) дружинники Люта Свенельдича. И среди тех, кто был по возрасту близок к Ярополку Святославичу: их надежды на карьерное преуспевание будут столь же окончательно похоронены и политическое небытие, прозябание на обочине жизни виделось при узурпации лучшим еще для них вариантом судьбы. Итак: «материал» для заговора имелся в Киеве в избытке, равно как наличествовала и железная мотивация. Но вот состоялся ли в Киеве такой заговор – этого уже никогда не узнать. Что предельно ясно, так это то, что князь Ярополк и подавляющее большинство киевской знати долгих лет жизни Люту не желали; гибель его была для них желанной мечтой, и когда он погиб во время охоты, то слез на его тризне не лили. Итак, возможны следующие формы заговора. Первое – это заговор удельных Святославичей и региональных элит. Второе – это заговор Ярополка Святославича и киевской элиты. Третье – единый заговор Святославичей. Последнее наиболее вероятно, поскольку убийство совершено в пределах юрисдикции киевского князя и, очевидно, в великокняжеских охотничьих заповедниках, однако убийца, т. е. князь Олег Коростеньский, задержан не был, а благополучно возвратился в свой Древлянский удел. Цель «ближнего характера» заговора у всех была едина – гибель Люта. Для уделов это – гарантия от перехода Киева к активной внутрирусской экспансии ради воссоздания реального единства Киевской державы. Для Ярополка же это также и предотвращение своего унижения и, почти наверняка, гибели: Лют не сентиментален (в отличие от своего отца, который обременен как привычкой служить кому-то, так и воспоминаниями о годах, проведенных при княгине Ольге), и совершенно невероятно, чтобы он, решившись на узурпацию, оставил бы в живых легитимного правителя. А вот «дальние перспективы» заговора уже различаются. Для уделов гибель Люта и скорая в силу старости кончина Свенельда означала ослабление Киева: очевидно, что местная знать постаралась бы избавиться от дружинников, занявших командные посты, т. е. в Киеве началась бы неизбежная при смене доминант кадровая чистка, в которой, как правило, избавляются от наиболее опытных, деятельных и активных, как несущих в себе потенциальную угрозу для власти. Именно такая ситуация наиболее удобна для начала войны удельных Святославичей за Киев. Такая перспектива ничего хорошего Ярополку не сулила, но, сколько можно видеть на страницах летописей, он это вряд ли понимал. Зато это понимал многомудрый Свенельд.

Обратим внимание на то, что Лют погиб в середине 975 года, поскольку, как свидетельствует Нестор, Лют «гнал зверя в лесу», наиболее вероятно, что дело происходило либо летом, либо в первой половине осени. Казалось бы, война должна вспыхнуть незамедлительно. В конце концов, зима – отнюдь не непреодолимая преграда для похода киевлян на Искоростень (расстояние даже меньше, чем, скажем, от Новгорода до Ладоги). И «на дворе» не IX, а конец X века: основные города, тем более удельные центры, связаны со стольным градом не только речными путями, но и дорогами. По зимнему насту войску идти даже легче. Известно, что зима никогда не была препятствием для ведения боевых действий на Руси. Да и полюдье при двух первых киевских князьях также совершалось именно зимой. Впрочем, быть может, зима 975-976 года была какой-то особенной – слишком лютой или, напротив, слякотной. Возможно, что зиму киевляне должны были провести в сборах к войне. Но ведь и весной, и летом 976 года киевское войско тоже не выступило в поход. Только спустя более года, т. е. лишь в 977 году, как пишет летописец, «пошел Ярополк походом на брата своего Олега в Древлянскую землю». Как объяснить такую долгую задержку?

Помочь нам могут два летописных фрагмента. В первом, относящем нас к 975 году, т. е. ко времени, непосредственно примыкающему к убийству Люта, сказано: «И поднялась оттого ненависть между Ярополком и Олегом, и постоянно подговаривал Свенельд Ярополка, стремясь отомстить за сына своего: „Пойди на своего брата и захвати волость его“». В этом фрагменте присутствует внутреннее противоречие: если, как отмечено, между братьями «вспыхнула ненависть», то почему же тогда Свенельду приходится добиваться начала войны? Нестор для характеристики отношений между братьями употребляет сильный термин – «ненависть», что представляется неоправданным и, как минимум, чрезмерным. Олег (или его люди) не сделал ничего такого, чего бы не хотел и Ярополк (повторим: мы исходим из того, что сговор между Святославичами был, и доказательством тому является то, что Олег не был задержан и вернулся в свой удел). По существу, именно Олег избавил своего брата от грядущей в ближайшем будущем смертельной угрозы. Тогда причем здесь «ненависть»? Вообще-то, Ярополк все знал наперед и должен был быть благодарен за то, что грязную и несомненно опасную работу взял на себя глава Древлянского удела. Конечно, таким образом Нестор как бы «выгораживает» Ярополка. Но зачем? Ведь, казалось бы, Ярополк, которому предстояло стать жертвой Владимира Святославича, должен был бы быть обременен в описании летописца разными пороками. Нестор искусен в отборе событий и средств, умеет о нужном умолчать, умеет сдвинуть акценты в нужном для его концепции направлении и вряд ли ему составило труда собрать и концентрированно выдать «компромат» на предшественника св. Владимира на киевском престоле. Нестор отнюдь не бесстрастный хроникер, он в не меньшей мере был «хранителем прошлого», чем его «сочинителем» – он первый русский именно историк, причем историк огромного художественного дара и проницательного, заинтересованного ума.

Несомненно, убийство остается тяжким грехом в любом случае, однако нельзя не заметить, что все же есть «акценты» – одно дело, когда погибает невинный, благородный и легитимный правитель, и совершенно иное дело, когда погибает (в