Михаил Кузмин - Дневник 1905-1907 Страница 226

836

4. Письмо Нувеля из Москвы от 2 августа 1907 г. опубликовано: Богомолов. С. 280–281.

837

5. К сожалению, письма Ликиардопуло, Брюсова и Кузмина, обращенные друг к другу, известны нам далеко не полностью. Очевидно, Кузмин отвечал Ликиардопуло на письмо, пришедшее 1 августа (см. запись от этого числа), однако Кузмину прислал ответ на это письмо (а также на процитированное выше письмо от 17 июля) не Ликиардопуло, а сам Брюсов: «В июльском № „Весов", который Вы получите на днях, Вы найдете краткую заметку, написанную мною о Ваших книгах. Я очень извиняюсь за беглость своих суждений, но моей целью было установить ту точку зрения, с которой, кажется мне, должно смотреть на Ваше творчество. <…> М. Ф. Ликиардопуло читал мне отрывки из некоторых Ваших писем к нему. Мне кажется, что Вы совершенно верно определяете и свое значение как писателя, и свое место в ряду современных литературных школ. Вне всякого сомнения, Вы душою, психологически, принадлежите нам, к нашему поколению, к нашему отряду, к созидателям, а не разрушителям. Мы тоже разрушаем, — но оковы, мешающие нам свободно двигаться, и стены, закрывающие нам дороги. Но мы не имеем и не можем иметь ничего общего с теми „молодыми", которым хочется сокрушать античные статуи за то, что это статуи, и поджечь дворцы за то, что это дворцы. Конечно, и в варварстве, как во всем в мире, есть своя прелесть, но я не колеблясь поставлю скорострельную пушку для защиты Эрмитажа от толпы революционеров, предводительствуемых Сергеем Городецким. Впрочем, утешение в том, что наши „молодые" разрушители ничего разрушить в действительности не в силах и что Сергей Городецкий никакой толпой революционеров не предводительствует и предводительствовать не будет» (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1990 год. СПб., 1993. С. 49–50; публ. А. Г. Тимофеева). 5 августа Кузмин отвечал ему: «Из предыдущих писем к Вам Вы можете предположить чувства, одушевляющие меня при получении Вашего столь жданного, столь драгоценного мне письма. В моих словах М. Ф. Ликиардопуло о безусловной преданности Вам, о готовности быть scientae cadaver <трупом в анатомическом театре — лат.> нужна поправка: это — не готовность, это — пламенная просьба, сокровеннейшее желание. Но кроме необходимости руководящих инструкций для внешних действий в этой области мне изредка нужны будут несколько дружеских слов, как связь с далекой и любимой „митрополией" <так!>, как благословение Рима. Теперь меня долго будет питать Ваше письмо, каждое слово которого для меня безмерной цены. Я теперь как солдат, радостно знающий свой полк, идущий на веселые завоевания. Радость известий о том, что Вы напишете о моих книгах, что Вы принимаете посвящение задуманной вещи, радость письма от Вас заставляет меня менее печалиться от того, что, сообщив мне опять-таки столь утешительное известие о помещении моих стихов в 1908 г., Вы воздерживаетесь от Вашего мнения, будто не оно было мне важно прежде всего» (РГБ. Ф. 386. Карт. 92. Ед. хр. 12. Л. 15–16). Из этого письма очевидно, что речь шла о линии поведения Кузмина в отношении к «Золотому руну».

838

6. См. в коммент. К. Н. Суворовой: «Речь идет о статье Г. Чулкова „Молодая поэзия" (Товарищ. 1907. № 337. 5 августа). Указывая на раскол среди символистов и противопоставляя петербургских символистов москвичам, Чулков утверждал: „Если бы не выступление молодых поэтов и не новые эстетические принципы, провозглашенные кружком «Ор», декадентству как таковому пришлось бы повторять себя". Высоко оценивая стихи К. Бальмонта, А. Блока, С. Городецкого, Ф. Сологуба, Чулков отмечал: „в современной литературе возникло течение явно порнографическое, претендующее иногда на связь с новым искусством. Само собой разумеется, что такое течение никогда не получит санкции поэзии"…» (Суворова. С. 171). Прочитав эту статью, Кузмин откликнулся весьма обиженным письмом к Г. И. Чулкову, требуя возвращения окончания «Картонного домика»: «…покорнейше прошу, если действительно Вы нашли конец моей рукописи, прислать мне ее с возможной скоростью. Полагаю, что Вам нет никакой необходимости удерживать этот образчик „явно порнографической литературы, не имеющий получить санкции искусства". Упоминая о высылке этих глав в третий раз, считаю вопрос исчерпанным и, не получив их и теперь, предоставляю себе право думать, как надлежит, о Ваших действиях» (РГБ. Ф. 374. Карт. 4. Ед. хр. 6. Л. 17).

839

7. Имеется в виду популярный в России роман Т. М. Рида (Майн-Рида) «Всадник без головы» (1866).

840

8. См. в письме Н. Сапунова от 30 июля 1907 г.: «Будучи в Москве, я познакомился с одним красивым юношей… Он, между прочим, пишет в „Весах" о балете. Дело в том, что он великолепный танцор и обладает дивной фигурой и к тому же „грамотный". Это прекрасный Амур для Ваших „Курантов любви". И вообще его можно эксплуатировать для многого» (Letters of N. N. Sapunov to М. A. Kuzmin / Publ. of John E. Malmstad // Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin. Wien, 1989. S. 155). См. также примеч. 9, сентябрь 1907 г.

841

9. См. недатированное письмо М. Ф. Ликиардопуло Кузмину: «Ваше письмо меня бесконечно обрадовало, но должен признаться: я именно и ожидал от Вас такой ответ. Мы никогда не сомневались в том, что Вы наш, но за последнее время нам пришлось не раз ошибиться, вдруг открывая, что люди, которых мы привыкли считать своими, — становились нашими противниками. И я лично более всех отстаивающий Вашу верность „Весам" вызвался получить от Вас определенное окончательное заявление. Вы просите дать Вам каких-либо инструкций? Пока — мы с петербуржцами еще не порвали окончательно и не приходится предпринимать никаких шагов. Вот только „Руно". Мы недавно сделали попытку снова стать с ним в дружеских отношениях — предложили им составить редакционную комиссию, куда вошли бы из москвичей Брюсов и Белый, но вместо этого пришлось выслушать кучу дерзостей, и к тому же вышла новая грязная история — на этот раз с Белым. Подробности Вы найдете в прилагаемой вырезке из „Столичного Утра". После этой нахальной выходки „Руна" оставаться в нем нет возможности. Сегодня мы получили согласие на коллективный выход от Д. Мережковского и З. Гиппиус, т<ак> ч<то> составляется большая группа: 2 Мережковских, Брюсов, Балтрушайтис, Сологуб, я и, надеюсь, Вы. Если Вы сейчас рассчитались с Рябушинским и согласны присоединиться к нашей демонстрации, то, пожалуйста, пошлите или прямо в „Руно" (или нам, а мы передадим со всеми остальными, одновременно) заявление о Вашем выходе, и уполномочьте нас присоединить Вашу подпись к различным заметкам и письмам, которые мы пошлем в разные газеты» (Богомолов. С. 197–198).