Генри Роллинз - Железо Страница 24

Я допил первую чашку. Попросил дружелюбную молодую женщину принести мне ещё кофе. Её ответ располагает меня к ней, пока не подходит время рассчитываться. – Да, конечно, – отвечает она. Она понимает. Приносит вторую чашку.

Этот отель находится напротив железнодорожного вокзала. В 1987 году я всю ночь болтался по этим улицам. Пошёл на станцию и смотрел на калеку, пытавшегося поспать на скамейке. Его растолкали и выгнали. Смотрел на проституток, работающих на бульваре в своих облегающих сапогах из белого пластика. Прошлой ночью, возвращаясь из клуба, я подумал, не прогуляться ли туда, где я видел эту хорошенькую проститутку-блондинку, подпиравшую стену здания. Жаркая ледяная машина по торговле сексом. Вчера ночью у себя в номере я думал о ней, глядя в темноту. Прикидывал, где она теперь – может, всё ещё стоит на бульваре, может, умерла. Она до сих пор такая хорошенькая, какой я её помню? А все остальные? Как память лжёт нам. Как время покрывает обыденность золотом. Как оно разбивает сердце, искушая вернуться и попробовать всё оживить. Как нам тяжко, когда мы обнаруживаем, что золото было лишь тонкой позолотой, покрывавшей свинец, мел и облупившуюся краску на картине.

Она подходит, в каждой руке – по кофейнику. – Не хотите ли вы ещё кофе? – спрашивает она. – Да, пожалуйста, – отвечаю я, стиснув зубы, стараясь вытащить свою правую руку из-под ноги, которую схватил такой спазм, что может остановиться кровообращение. Наливает. Вот он, чёрный и зловещий, с лёгким масляным блеском на поверхности. Я пью. Мягкий – как смерть. Сегодня я еду в Венгрию, в Будапешт, где сама мысль о кофе – просто шутка. Найти его трудно, а если повезёт, вкус обычно такой, словно он растворимый, да ещё как следует выдержанный в козлиной моче. Понятно, почему там пьют так много водки.

Пока я пил, я думал о ней, о той хорошенькой проститутке. С тех пор, как я видел её, она, вероятно, отсосала десять километров членов, невероятно много узнала о моральной неустойчивости и ненадёжности среднестатистического мужчины, видела достаточно, чтобы сказать, что видела слишком много, и узнала достаточно, чтобы сказать, что иногда лучше вовсе этого не знать. Храбрая и прекрасная сексуальная тварь. Третья чашка – за тебя. Извини, мне пора в дорогу.

6 марта 1989 г. Линц, Австрия: Смотрю в чашку номер три, не такой уж горячий. И вполовину не так горяч, как официантки в этом заведении. Те же девушки, что и в прошлый раз. И держатся они так же – холодно и отстранение. Вечер кажется пустым. Весь день ехал по Венгрии и Австрии. Я не знаю, что-то в этом баре гнетёт меня. Официантка надушена, пахнет чем-то удивительным. Хорошо, что хоть кофе протащит меня через всё это. Иногда попадаешь в такие ситуации, когда можно делать только одно – терпеть, считая минуту за минутой. Хотя хорошо сидеть в комнате, полной голосов, и не быть в состоянии разобрать ни слова. Мне нравится это скудное чувство, что бежит сквозь меня беспрестанно. Иногда я чувствую себя совершеннейшим иностранцем, словно я родился, чтобы навсегда быть изолированным от них. Понимаете, о чём я? Полностью чужой. Тяжёлый кофейный блюз номер три висит в воздухе, уставившись на меня. Все люди вокруг разговаривают, я на другой планете. Мне не одиноко, я лишь встревожен и смущён. Люди таращатся. Я слышу, как в их разговорах начинает выпрыгивать моё имя. Я вынужден опустить взгляд к газете, к кофе, к чёрному маслянистому оку Истины! Ни за что в жизни не пойму женщин здесь. Они сделаны из дерева, или изо льда, или из комбинации того и другого? Я наблюдаю за ними. Я не говорю с ними, пока одна не задаст мне вопрос; в другом случае мне нечего было бы им сказать. Кому – им? Они есть они. Они везде. Я не понимаю их. Я привык думать, что понимаю, но теперь вижу, что был не прав, я обманывал себя. Всё это время я себя обманывал. Каждый иногда себя дурит. Наверное, лучшие из нас проводят за этим занятием меньшую часть времени, когда не спят. Тем не менее можно много сказать о тех, кто преуспел в одурачивании себя. Они попадают во все заголовки.

7 марта 1989 г. Линц, Австрия:

Один в комнатеВ магнитофоне играет «R.E.M.»Уставившись в полВниз смотрит одинокая лампочкаОжидая снаОжидая передышки для мозгаМного часов назад я был в другой комнатеВыступал перед множеством людейТеперь я здесьНикто не знаетТак что ж?Я могу сложить сотни таких ночейКак кирпичиВыстраивать всё выше и вышеТак всё равно происходитТак что ж?Особая смелость для этого не нужнаЯ понял, что нужно много силВыдержать самого себяИ это всё труднееЯ не знаюСтановлюсь ли я умнее и сильнееИли просто лучше одурачиваю себя

8 марта 1989. Дортмунд, Германия: У меня что, разум отшибло? Сколько чашек я выпил? Зачем я с собой так поступаю? Я ввалился в ресторан отеля полчаса назад, полдня назад, полчаса, полдня? Только что кофейная барышня наговорила мне кучу гадостей, потому что я налил себе кофе сам и не позволил сделать это ей. Я мог только улыбаться, смотреть в сторону и подавлять желание вцепиться ей в глотку. В Дортмунде льёт. Когда я был здесь в последний раз, тоже шёл дождь.

Селби говорил мне вчера что-то о романтике, и я задумался. В данный момент кофе на столе, чёрная кровь всемогущего кофейного бога бурлит у меня в желудке. Я не могу ничего сделать, но отдаюсь буре.

Романтика? Чёрт, та девушка, с которой я раньше встречался в Лос-Анджелесе. Она всегда говорила мне гадости из-за полного отсутствия у меня романтического чувства. Один раз я ей сказал, что любовь и романтику из меня вышибли. Конечно, глупее в жизни я ничего сказать не мог, но я думал, что это произведёт на неё большое впечатление, большой контраст с моим обычным мужским зависом. Она не позволила мне об этом забыть. Всё спрашивала: «Почему ты никогда не присылаешь мне цветы? Ах да, это было выбито из тебя. Извини». Ну, сейчас 1989 год, мне двадцать восемь, и секс для меня отнюдь не новое переживание. В данный момент он – биомеханика. Может, я где-то по дороге с ним облажался.

Пару лет назад у меня была короткая и быстротечная встреча с романтикой. Мне она снилась, я писал о ней и ей. Я даже имени её не знал. Она работала в таком месте, куда я часто заходил. Она тогда была совершенной, она не могла иметь недостатков. Великолепно, тотальная нереальность. Романтика. В конце концов, я встретился с ней, и какое-то время всё было прекрасно. Я отправился куда-то на гастроли, писал ей всё время, звонил ей дважды за тысячи миль. Отвечала она всегда одинаково, словно я звонил ей с другой стороны улицы. Ей было наплевать. Когда я приехал домой, она написала мне Письмо. В нём говорилось, что она больше не хочет быть со мной. Что мне интереснее пахать, а не поддерживать капризы неделовых или немузыкальных отношений. Потом я написал песню о том расстоянии, которое я чувствовал, думая о той девушке. Главными строчками в песне были слова: «Чем ближе я к тебе, тем дальше от тебя». Я думал, что всё то время, пока я был с нею, я очень старался выкинуть это из головы. Романтика прошла испытание временем.