Александр Довгаленко - Исповедь военнослужащего срочной службы Страница 24

      Ничего особо интересного после нового года не происходило в нашем карантине, строевые занятия, припашки. Жизнь текла почти монотонно.

      Одно же событие, однако ж, заслуживает отдельного упоминания. После нового года на наш аэродром стали один за другим садиться борта из какой-то горячей точки, не то из Армении, не то из Азербайджана, которые сотнями привозили беженцев. Это были несчастные, полуодетые люди, очень много детей, некоторые были ранены. Борта садились с интервалом чуть ли не в час, их было много, на дембазе постоянно находилось большое количество машин скорой помощи, которые тут же увозили раненных и обмороженных, людей как-то пытались одеть, многие были слишком легко одеты. Карантин не раз поднимали ночью для разгрузки их вещей. Картина, я вам скажу, весьма унылая — всюду женский плачь, орут грудные дети, внутренность дембазы напоминала цыганский табор. Мы таскали чемоданы, мешки, тюки, коробки, все, что успели с собой прихватить беженцы. Пару раз наезжало телевидение, тогда присутствующие офицеры разгоняли солдат, хватались за эти чемоданы и мешки и с усердием их таскали, стараясь попасть в объективы телекамер. Как только киношники разъезжались, все возвращалось на свои места. Справедливости ради стоит заметить, что не все офицеры так поступали, но ловких людей было много. Из привезенной для помощи беженцам гуманитарки постоянно что-то пропадало неизвестно куда. В общем, стандартный бардак начала девяностых. Очень угнетающе действовало на мозги.

      Вскоре наши «духи» приняли присягу. К этому событию понаехало множество их родителей, гарнизонная «дурка» (так называли гостиницу, совмещенную с офицерским общежитием для несемейных, действительно полный дурдом, находилась прямо напротив "стекляшки") была переполнена, снимали комнаты у местных жителей. Родители, родственники и друзья, само собой, понавезли любимым чадам всевозможной жратвы, бухла и травы. В ночь после присяги в соседнем карантине произошел дикий случай: к одному парнишке вместе с родителями приехала его девушка, которую он якобы ночью тайно умудрился протащить каким-то образом в казарму. Там вроде была устроена грандиозная пьянка, после чего, перепившись, парень пустил столь же пьяную свою подругу буквально "по кругу", поделившись ей с оголодавшими сослуживцами. Сам я свидетелем не был, к счастью, но надо полагать, зрелище не из легких. Сержанты похвастались как-то. О каких-либо громких последствиях этого дела я, однако, не слышал. Может быть ЧП были никому не нужны (да и сейчас тоже), а может сержантики из соседнего карантина просто заврались, выдав желаемое за действительное. Но слышал я эту байку от разных людей и в разное время, многое сходилось.

      После присяги «духов» стали распределять по подразделениям, а через три дня наш карантин расформировали. Мне отметили командировку и отпустили на все четыре стороны. Я, честно говоря, не знал, что мне делать. В голову лезли разные лихие мыслишки. Накануне я получил письмо от Лехи (мы обменялись домашними адресами, мать переслала мне его письмо), из-под Риги. Леха писал, что служба там не сахар, однако рассказал интересную историю, которую я сочту нужным поведать. Со слов Лехи, главный физкультурник их полка одно время буквально терроризировал все подразделения на предмет выявления бойцов, умеющих играть в шахматы. Народ шарахался от него в разные стороны, интеллектуалов среди них было немного, а имеющиеся ловко маскировались. Лехе же было интересно, тем более он знал, чем отличается пешка от ферзя, и он признался, что имеет к шахматам некоторое отношение. Начфиз страшно обрадовался и сообщил Лехе, что ему нужно выставить от части команду на шахматный турнир ВВС ПрибВО, который должен был состояться в Шауляе. Лехе оформили командировку, переодели в парадку, посадили в АН-2 и, через пару часов он уже был в Шауляе. Поселили его в офицерской гостинице вместе остальными приехавшими на слет спортсменами-шахматистами. Ему была выдана увольнительная чуть ли не на неделю, дабы перед турниром будущий чемпион смог ознакомиться с достопримечательностями города. Что Леха и сделал. Причем неоднократно.

      На турнире Леха успел сделать два хода, один из которых был традиционный «Е2-Е4», после чего его соперник майор поставил ему совершенно детский мат, ибо был мастером своего дела. Вылетев из четвертьфинала, Леха совершенно не расстроился, а снова пошел шляться по городу. Явившись в условленный срок на аэродром (а может и опоздал чуток), он узнал, что самолет улетел без него, его даже не хватились. Распиздяйство в рядах ВВС СССР всегда было на высоте. Ему присоветовали подойти на железнодорожный вокзал и обратиться к военному коменданту оного, чтобы он помог Лехе получить воинское требование и проездные документы до родной части. Придя на вокзал, Леха увидел стоящий возле перрона пассажирский поезд, кажется Рига-Калининград, не помню точно, который в те времена проходил через Шауляй, и, с его слов, повинуясь какому-то странному порыву, зашел в один из вагонов. Через несколько минут поезд тронулся, проводники не обращали на солдатика ни малейшего внимания, а чтобы не мозолить глаза, он потихоньку перемещался из вагона в вагон. Самым удобным местом был вагон-ресторан, там никому в голову не пришло бы спросить у солдата документы и билет, и можно было посидеть. Немного денег у него было, и он спокойно доехал до Калининграда, благо границ и таможен тогда еще не было. В Кениге ему удалось без приключений добраться до дома, избежав столкновения с патрулями и переодеться в гражданку. Три дня жировал Леха на домашних харчах, пока не появился его старший братец, который, узнав историю Лехиного «отпуска», в довольно резкой форме посоветовал Лехе срочно возвращаться в часть, дабы не навлечь на свою голову всевозможных неприятностей. Ему был куплен билет, и он был зверски отправлен обратно в Ригу. По приезду Леха был сильно удивлен тем, что никто даже не думал его искать.

      Прочитав еще раз Лехино письмо, я задумался. Ситуация у меня складывалась совершенно идентичная. В карантине всем было совершенно пофиг, куда я направлюсь. В казарме же родного полка меня тем более никто не ждал в ближайшее время. Сложность же заключалась в том, что на улице стоял редкостный дубак, на мне была вовсе не парадная форма одежды, увольнительные документы отсутствовали, а для того, чтобы сесть на поезд, следовало сначала попасть в Москву, на Белорусский вокзал., ибо на Кубинке калининградский поезд (точнее оба) не останавливался. Приличной гражданки у меня тоже еще не было, друзей, у которых ее можно было бы одолжить, я еще не завел. Шанс залететь был слишком велик и я с большой неохотой отказался от столь заманчивой затеи.