Майя Плисецкая - Тринадцать лет спустя Страница 25

Балетный мир тесен. Болтлив. Завистлив. И поползли дружно слушки — положил, поговаривают, создатель «традиций «Имперского русского балета»» энную сумму себе в карман. В пересказах новостей друг другу сумма беспрестанно меняется. Но все в большую сторону. Приближается к сумме, запрошенной Обаяшкой у женщины из Японии. Кто знает… Кто считал. Может, фантазирует балетный люд? Завидует?..

А по газетам мелькают интервью Таранды. Кто-то советы ему дает. Российский суд — это бабушка надвое сказала. Бодрее, смелее. Наступление, как по Суворову, — лучшая защита. Оказывается, «Щедрин больше хочет денег». Больше, чем что? Чем ноль?

Неужто люди без совести выходят сегодня в герои нашего времени?!

Суд назначают. Суд отменяют. Суд переносят. Кто-то не явился. Новую бумагу затребовали. И так много раз. Не торопятся стражи закона на защиту справедливости.

Волокита продолжалась более года. Наконец судья Мещанского суда Москвы Верещак дважды отказывает моим адвокатам, а точнее, мне в иске. И это при том, что в деле лежит мой официальный запрет от 1 декабря 2004 года на использование моего имени. А год на дворе уже — 2006-й! Не властен, значит, у нас человек над своим собственным именем…

Руками развожу. А мудрые друзья разъясняют: у вас «этих» ресурсов нету.

«Этих» ресурсов нету. Это правда. Но имя было. Теперь и имя украли.

Адвокаты мои подают апелляцию за апелляцией. А я тем временем выслушиваю телефонные обиды от зрителей, пришедших на концерт «Имперского балета», чтоб на меня посмотреть. А меня и в помине нет. Обманула. Нос задрала. Зазналась. С народом общаться не желаю.

Часто что и сказать, я не знаю. То из российской провинции. То из-за рубежа русскоговорящие громометатели. Лепечу что-то оправдательное. А они свое:

— Ваше имя стояло на афише. На ней ваша красивая зазывная фотография. В цвете. Во всю ширь. Моя дочурка так мечтала с вами сфотографироваться…

Терпение лопнуло. Я пишу письмо в газету. Два авторитетных издания его публикуют. «Культура» и «Труд». Если суд не может остановить Обаяшкину вакханалию, то газеты люди, черт возьми, читают?

Но безнаказанная вакханалия продолжается.

Вот новейшие сообщения. В руках у меня газеты, журналы и постеры. Буду просить издателей поместить их в числе иллюстраций книги. Пусть люди посмотрят. Убедятся.

Реклама на Кипре. Июль 2006 года Три представления. Вместительные залы. «Ромео и Джульетта». Чья музыка — устроителям не важно. Но зато броско: «В главной роли Майя Плисецкая».

Конечно, станцевать четырнадцатилетнюю Джульетту в моем возрасте — сенсация небывалая (как когда-то говорила мне моя массажистка: более всего нравитесь вы мне в «Лебеде — Сенсация»). Имени самого Обаяшки на анонсе не пропечатано. Он в тени. Скромность поедом ест.

А вот постер из Португалии. Тут уж наперед. На ноябрь 2006 года Шесть представлений. «Спящая красавица». Самые большие залы. Дорогие билеты. На афише опять только одно имя. Мое. «Директор Майя Плисецкая». Наш кроткий Обаяшка вновь в тени.

Гастролирует «Имперский балет» по белу свету. Имя мое с ним путешествует. Совсем как гоголевский нос майора Ковалева, отправившийся в дилижансе за границу.

А кремы по-прежнему благополучно продаются. 7 августа 2006 года собственноручно обзавелась «Бальзамом от синяков и ушибов» в большом универсальном магазине Вильнюса.

Это заграница. Уже не рублями платить надо.

Продавщица узнала меня и радостно приветствует:

— Большой успех у покупателей. Многие берут.

С таким спросом не одно «Лебединое озеро», коли поверить даже запоздавшим «цифровым» бумагам, можно одеть, обуть и декорировать.

Но с «этими» ресурсами подосмелел имперский Обаяшка. Хоть и дали ему, убеждена, прочесть мое газетное негодование. Но и ухом не ведет. Словно печатают у нас газеты подобные письма на зулусском языке. А ведь резче и прямее не скажешь. Процитирую заключительный абзац своего газетного крика:

«Я требую снять мое имя с титров любой балетной компании и в первую очередь мою «шапку» с труппы Таранды. Я прошу всех, кто прочтет это письмо, разоблачать самозванство и авантюризм. Коли наша судебная система, призванная, видимо, лишь в теории разоблачать и наказывать обманщиков и прохвостов, потакает неправде и беззаконию».

Но не реагирует Обаяшка. Ослеп. Оглох. Немым стал. Не понимает, о чем речь идет.

А речь о том, что совесть иметь надо. Хоть малую толику ее. Свое имя ставь на афиши. Свой портрет печатай. Свой крем выпускай. Свою профессиональную серию «Гедиминас Таранда» производи. Свое факсимиле под рекомендациями помещай. Никаких денег мне не надо. В покое меня оставьте. Не предлагайте публике то, о чем понятия не имею. И зачем вы недоброкачественные постановки мною прикрываете? Если так громко протестую, негодую, как можно не прореагировать?

Так цепляться! И совесть потеряна, и самолюбия нет.

Три раза отказывал мне российский суд в праве на мое собственное имя. Продавайте, господа оздоровители, лечебный крем «Майя Плисецкая» себе на здоровье и во процветание биооткрытий фирмы ООО НПО. Мало ли какое имя какому продукту дали! А ежели собачий лечебный корм «Судья Верещак» на рынок пустить? Тоже возражать не станете?

И гастролируйте, господин Таранда, пожалуйста, гастролируйте под чужим именем, сколько балетной душе вашей угодно будет, гастролируйте. Бог и суд вам в помощь. Да, не зря, видно, толкуют российские люди, что «эти ресурсы» взаправду сегодня так всемогущи…

Но… на четвертом этапе моего судебного марафона споткнулась кривда о решение Президиума Московского городского суда: «Решение Мещанского районного суда г. Москвы от 12.10.2005 года, дополнительное решение Мещанского районного суда г. Москвы от 26.12.2005 года и определение судебной коллегии по гражданским делам Московского городского суда от 16 марта 2006 года отменить, дело направить на новое рассмотрение в тот же суд в ином составе суда. Председатель Президиума Московского городского суда А. И. Паршин. 21 сентября 2006 года».

Семь раз решала новая судья Синичкина столь сложную, неразрешимую задачу. И на седьмой раз решила-таки тяжбу в мою пользу.

Адвокат Олег Евгеньевич Панюков, сообщивший мне об этом, не скрывал в тоне голоса радости.

Ну а я? Есть радость?

Еще жду подвохов. Справа ли, слева. Не знаю. Ведь с «этими ресурсами» тяжбы ныне плохи. Пока телефонные еще «слова-слова». Хочу окончательное решение в своих руках держать. Тогда, может, и обрету радость.

Глава двенадцатая

Мой праздник

Пора переключиться на мажорную ноту.