Антонио Сальери. Интриган? Завистник? Убийца? - Сергей Юрьевич Нечаев Страница 25

И вот такого человека Моцарт пренебрежительно обзывал «механиком», «шарлатаном» и «итальяшкой»…

Впрочем, умение проигрывать, а также уважать своих коллег-музыкантов никогда не было сильной стороной очень высоко ценившего себя Моцарта. Что же касается Сальери и традиционно приписываемой ему зависти, то ему досталась лишь одна возможность — быть ее объектом со стороны Моцарта, которому, как назло, постоянно не везло именно там, где преуспевал Сальери.

Провал оперы «Горации»

Летом 1786 года Сальери прибыл в Париж. Композитор привез с собою партитуру новой оперы «Горации» (Les Horaces), написанной по либретто Николя-Франсуа Гийяра[40], сделанному по произведению Пьера Корнеля.

Премьера этой трехактной оперы состоялась в Фонтенбло 7 декабря того же года, а потом, 29 января 1787 года, ее играли в Версале.

Сюжет этой трагедии таков. Трое братьев из патрицианского рода Горациев были выбраны, чтобы сразиться с тремя лучшими воинами враждебного Риму города Альба-Лонга — братьями Куриациями. И они решили спор в пользу Рима. При этом двое из Горациев пали в бою, а третий притворным бегством разъединил преследовавших его Куриациев и сразил их всех по очереди — одного за другим. С триумфом он вернулся в Рим и в гневе убил свою сестру, оплакивавшую смерть своего жениха, одного из погибших Куриациев. Приговоренный к смерти, он обратился к народу и был помилован.

В день премьеры оперы партию Камиллы, невесты одного из Куриациев, исполняла сопрано Антуанетта де Сент-Юберти (Saint-Huberty), одного из братьев Куриациев — тенор Этьенн Ленез (Lainez), молодого Горация — тенор Франсуа Лэй (Lays), старика Горация — бас Огюст-Атанас Шерон (Chéron).

К сожалению, опера не принесла большой радости композитору. Можно даже сказать, что она провалилась. По образному определению музыковеда Кастиль-Блаза, она «упала плашмя».

Обозреватель «Меркюр де Франс» тогда написал:

«В музыке мало песнопений, эффектов, интересных замыслов. В речитативах и в ариях имеются проблемы с просодией. Дух сцены страдает не меньше. <…> Автор не следует мотиву, не повторяет слова. Это как если бы перед глазами зрителя быстро перемещали картины, не давая ему времени всмотреться в них. От этого выглядишь более ослепленным, чем удовлетворенным. Эта система, имеющая ряд преимуществ, не должна приниматься неукоснительно, и господин Глюк, который ввел ее в практику первым, так не делал.

Второе представление имело место в воскресенье, 10 декабря. Авторы провели три дня в работе над изменениями в опере, которые должны были бы понравиться публике, «но эти изменения не способствовали тому, чтобы вечер прошел лучше, чем премьера, — наоборот».

По данным Адольфа Жюлльена, премьера принесла 4014 ливров дохода, при этом 82 билета были бесплатными; постановка 10 декабря принесла 3644 ливра (при 95 бесплатных билетах), а третья постановка (17 декабря) дала лишь 2501 ливр при 122 бесплатных билетах. В результате «к концу месяца «Горации» дали лишь весьма слабую для новой постановки выручку в 10 159 ливров».

В конечном итоге опера вообще была исключена из репертуара.

Сюжет этой оперы, сходный с сюжетом одноименной трагедии Корнеля, был хорошо известен. Значит, дело было не в этом. И не в качестве музыки. Просто провал «Горациев» лишний раз показал, что трагедии, главный интерес в которых в основном базируется на героических чувствах, не слишком близки развлекательному музыкальному театру. Именно по этой причине греческие трагедии, особенно те, которые были украшены гением драматурга Жана-Батиста Расина, превращавшего их в пьесы, всегда доминировали над операми, даже освященными великой душой Пьера Корнеля.

Кастиль-Блаз потом написал:

«Акты «Горациев» были связаны интермедиями, походившими на хоры из греческих трагедий. Это новшество преуспело не больше всего остального».

А один из французских журналистов 7 декабря 1786 года отметил:

«Французская галантность желает любви, спектакля, танцев, а это все редко сочетается с историческими произведениями, где основу составляет суровый героизм».

После провала «Горациев» удрученного композитора пригласил пожить в своем доме Пьер-Огюстен Карон де Бомарше. К тому времени он уже был весьма популярен: комедии «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность» (1775) и «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (1784) сделали его, пожалуй, самым любимым писателем Франции того времени.

Бомарше решил написать либретто для оперы «Тарар», и его первый вариант или, во всяком случае, первый набросок обычно, как мы уже говорили, относят к 1775 году. «Быть может, я когда-нибудь огорчу вас оперой», — писал он в те дни.

В первом варианте «Тарар» был, скорее, комической оперой, причем с весьма откровенными шутками. Теперь проблема состояла в том, чтобы найти композитора.

Говорят, что Бомарше очень хотел, чтобы музыку написал маэстро Глюк, которого он очень любил, и у них даже была на эту тему договоренность. Но время шло, и Глюк не становился моложе. А потом он и вовсе заявил, что сил у него для такой работы больше нет. И вот после этого именно он порекомендовал Бомарше обратиться к Антонио Сальери.

У биографа Бомарше Фредерика Гранделя читаем:

«В то время он жил в Вене и пользовался хорошей репутацией. Там у Сальери был лишь один соперник: Моцарт. За несколько месяцев до того, как Сальери получил предложение Бомарше, он присутствовал в «Бургтеатре» на триумфальной премьере «Свадьбы Фигаро». Той самой «Свадьбы», чью божественную музыку Бомарше услышит лишь в 1793 году. Услышит? Это только так говорится, потому что к тому времени наш герой уже был глух как тетерев. Увы! В Вене жил Моцарт, но Бомарше обратился к Сальери. Итальянский композитор <…> обладал