Антонио Сальери. Интриган? Завистник? Убийца? - Сергей Юрьевич Нечаев Страница 26

дивным характером и оказался прелестным гостем в семье Бомарше. Антонио Сальери в сопровождении немецкого слуги, который отличался тем, что чуть свет бывал уже мертвецки пьян, поселился на втором этаже в доме на улице Вьей дю Тампль. Маленькая Эжени[41] тут же влюбилась в композитора: после обеда они забавлялись тем, что играли в четыре руки сонаты. Часов в восемь «знаменитый папа» или «прелестная мама», как их называл Сальери, прерывал концерт словами: «Пошли ужинать, дети!» После ужина музыкант отправлялся «читать газеты в Пале Рояль»; потом он возвращался, чтобы «отправить в постель немецкого пьяницу». Потом Сальери ложился сам и тут же засыпал. Вставал он очень рано, «встречать рассвет доставляло ему божественную радость». В десять утра «знаменитый папа» входил в комнату Сальери: «Он приходит ко мне, я пою ему то, что сочинил для нашей большой оперы, он аплодирует, ободряет меня, наставляет на путь истинный, совсем по-отцовски…» Бомарше и в самом деле на свой лад участвовал в сочинении музыки, давая к каждому стиху крайне точные указания, которые должны были обуздывать вдохновение «милого Антонио»».

Работа над совместным произведением пошла у Бо-марше с Сальери полным ходом. Впоследствии композитор тепло и даже несколько идиллически вспоминал это время, а также своего приветливого и отечески заботившегося о нем хозяина.

Успех оперы «Тарар»

В пушкинском «Моцарте и Сальери» есть такие слова, якобы сказанные первым второму:

Да! Бомарше ведь был тебе приятель;Ты для него «Тарара» сочинил, Вещь славную. Там есть один мотив…Я все твержу его, когда я счастлив…

На самом деле, премьера оперы Сальери-Бомарше «Тарар» (Tarare) состоялась в Париже 8 июня 1787 года.

А 4 июня имела место генеральная репетиция. Она была платной, и собрано было 5133 ливра.

Действие этой пятиактовой пьесы разворачивалось на экзотическом Востоке, в стране Ормуз. Жестокий Аксур, местный царь, вдруг возненавидел любимого всем народом полководца Тарара и послал к нему своих людей, приказав им похитить его жену Астазию. После похищения Тарар узнал о коварстве Аксура и, переодевшись рабом, проник в его дворец. Там его схватили и стали готовить казнь. Но народ не дал погибнуть своему герою, он ворвался во дворец и спас Тарара с Астазией. В бессильной злобе Аксур бросил корону и заколол себя кинжалом. После этого народ провозгласил Тарара своим вождем.

Вроде бы, сюжет незамысловатый, но в действительности эта пьеса задевала многие болевые точки предреволюционной Франции, причем делалось это настолько искусно, что зрители (как аристократы, так и революционно настроенные слои общества) могли интерпретировать ее так, как им подсказывали их политические убеждения. Короче говоря, каждый находил в ней что-то свое, а посему не удивительно, что с небольшими переделками опера с успехом шла и при Бурбонах, и при Республике, и при Наполеоне…

А сейчас же для сдерживания возбужденной толпы у входа в оперный театр были возведены специальные ворота, и четыре сотни солдат патрулировали улицы вокруг здания театра.

Премьера прошла с невероятным успехом.

Бомарше понимал толк в музыке, и потом он признавался, что считает за честь называть себя либреттистом Сальери. Он писал ему:

Если наш труд будет иметь успех, я буду обязан этим почти исключительно вам. И хотя скромность заставляет вас всюду говорить, что вы всего лишь мой композитор, я горжусь тем, что я — ваш поэт, ваш слуга и ваш друг.

Кроме того, Бомарше написал о своей работе с Сальери так:

Я нашел в одной арабской сказке несколько ситуаций, вполне подходящих к «Тарару»; эту сказку я когда-то слышал в деревне. <…> Читатель увидит, что принадлежит мне, а что я взял из арабской сказки. <…>

Но что не принадлежит мне совсем, так это прекрасная музыка моего друга Сальери. <…> Он имел мужество отказаться ради меня от множества музыкальных красот, которыми блистала его опера, единственно потому, что они удлиняли сцены и замедляли действие; но за эти жертвы его вознаградят мужественный и энергичный стиль, а также стремительность и гордый тон всего произведения.

Этот гениальный человек, лишенный признания после своей оперы «Горации», заранее ответил на возможные возражения — моя поэма недостаточно лирична. Но мы не в этом видели цель, а лишь в том, чтобы сделать драматической музыку. Мой друг, говорил ему я, попытка смягчить мысли, изнежить фразы, чтобы сделать их более музыкальными, — вот что портит оперу. Попробуем поднять музыку на высоту нервной и интригующей поэмы; так мы придадим ей нужное благородство. <…> Эта амбициозная работа заняла у нас более года. И я говорю откровенно: я ни за что не согласился бы выйти из своего кабинета, чтобы делать с каким-либо ординарным человеком работу, которая стала, благодаря Сальери, отдохновением моих вечеров, а очень часто и сладостным удовольствием.

Наши споры, как мне кажется, позволили создать очень хорошую поэтику, предназначенную для оперы, ибо Сальери родился поэтом, а я — немного музыкантом. Возможно, мы никогда не преуспели бы без всего этого.

Совместная работа над оперой оставила и у Сальери теплые и порой даже несколько идиллические воспоминания. Потом он часто мысленно возвращался в то время и поминал добрым словом своего приветливого и отечески о нем заботившегося хозяина. Интересно отметить, что как раз в эти месяцы Бомарше был вовлечен в очередной (и на этот раз неудачный для него) судебный процесс, а также в гигантское и крайне разорительное предприятие