Роми Шнайдер - Я, Роми Шнайдер. Дневник Страница 26

Услышав, как он выругался в ответ, я сунула трубку Дэдди:

— Говори с ним сам!

В результате Херберт Тишендорф приехал, и они быстренько со мной справились.

Но всё-таки я выторговала, в противовес этой Зисси, мой любимый сюжет: «Робинзон не должен умереть» с Хорстом Буххольцем.

Правда, у меня было подозрение, что этот сценарий будет без конца откладываться. Но я настояла на письменном согласии снимать «Робинзона»; это было впервые в моей жизни — мне удалось не отступить. Я твёрдо решила пробить этот фильм и приложила к этому все усилия, даже когда мы уже начали в мае снимать в Мюнхене «Китти и большой свет». Я страшно боялась Альфреда Вайдеманна, который снял «Канариса» и «Алиби» и о котором шла молва, что его конёк — чисто мужские фильмы.

Но мы друг друга сразу прекрасно поняли — моментально. Мы с Карлхайнцем Бёмом поехали вокруг Женевского озера: через Веве, Монтрё, Эвиан — всюду. Это было неповторимо. В Женеве меня не знали. И только через три недели, пока мы здесь снимали и в газетах много писали о нашем фильме, великолепная анонимность была утеряна.

Здесь, в Женеве, Альфред Вайдеманн объяснил мне, насколько важно играть правильную роль. «Иногда, девочка, достаточно одной-единственной роли, чтобы всё испортить и потерять себя. И тогда — хоть стой на голове, но тебе уже не подняться. Помни о Ханнерль Матц!»

Снова и снова мне напоминали об Иоханне Матц, сделав из неё вечное предупреждение. Она показала себя в «Лесничихе» просто великолепно, и после этой картины, как мне говорили, её гонорары взлетели до небес.

Однако потом, после трёх или четырёх «неправильных» ролей, она рухнула вниз, и я сама знала, как она страдала из-за этой ситуации. Может, ей помог новорождённый ребёнок. Но я это поняла очень хорошо.

Мало-помалу, в течение многих съёмочных недель 1956 года, мне делалось ясно, в каком направлении должна идти моя работа в кино. Мы снимали «Зисси-2».

Я чувствовала, как пошли мне на пользу уроки Альфреда Вайдеманна. Он мне, скажем так, укрепил спинной хребет. «Если тебе что-то не подходит — сопротивляйся!» Это было как волшебное слово, и он мне его подарил. Так я и старалась себя держать.

Но иногда это означало: «Роми просто сбрендила!»

Съёмки «Зисси-2» были безумно напряжёнными. Сначала мы в Инсбруке днями напролёт ждали солнца, а когда потом снимали в горах, на высоте более 2000 метров, от этих гор мне досталось по самую макушку.

В Вене всё было легче — если бы не вернулся мой дурацкий конъюнктивит. В конце октября мы отсняли всё.

Тут же мы вскочили в мюнхенский поезд, и прямо с поезда — на студию. На очереди стоял «Робинзон». С Хорстом Буххольцем.

О нём я знала только то, что его снимал известный французский режиссёр Жюльен Дювивье в «Марианне» и что потом он сыграл русского солдата Мишу в фильме Хельмута Койтнера «Небо без звёзд». «Регина» Харальда Брауна была номером 3, дальше был «Хвастун», и когда я с ним познакомилась, он только что закончил сниматься во «Властелине без короны», с Отто Фишером и Одиль Версуа.

Отношения с Хорстом Буххольцем сложились у нас отличные. Мне нравилось, что он всегда вполне отвечает за себя. Всегда говорит то, что думает. Даже если важным взрослым это не нравится. Несколько раз я вместе с ним попадала в жаркие перепалки, и он в гневе, ни с чем не считаясь, без оглядки выкладывал напрямик что хотел.

Он как раз таков, каким я себе представляю революционера. Никогда он не забывает, как он жил, когда был ребёнком, подростком, совсем молодым парнем. Мне он повторял:

— Роми, ты этого не понимаешь, к тому же у тебя всё идет слишком хорошо.

Однажды я увидела его в ярости, когда кто-то бросил ему в лицо, что его идеи — коммунистические.

Он был белый от гнева, он возмущался, не желая называться коммунистом только потому, что посмел иметь собственное мнение.

— Что вы знаете о жизни, кочерыжка вы обглоданная?! — выкрикивал он, и если бы не пара добрых друзей, которые его утихомирили, то Хорст наверняка полез бы в драку.

Меня постоянно спрашивают, с кем я играю охотнее всего. По логике, для меня каждый партнёр хорош. Потому что я наконец выучила, что в кино превыше всего — договор. Но ведь двадцатидвухлетний Хорст Буххольц — самый молодой, и при этом он именно такой, чтоб быть мне ближе всех. Не говоря о Зигфриде Бройере-младшем. Но Бройер из Вены, а Хорст Буххольц — берлинец, и тут — огромная разница.

«Робинзон не должен умереть» стал первым фильмом, где я могла быть совсем другой — девчонка-замухрышка с тощими косичками, причём порядочная стерва. Йозеф фон Баки был великолепен. Кстати, он познакомился со мной, когда я ещё не родилась: мама снималась в фильме с Хансом Зенкером, и он должен был в одном эпизоде перенести её на руках из лодки по мосткам на берег. Йозеф фон Баки мне рассказывал, что он жутко волновался: вдруг Зенкер уронит маму и у неё случится выкидыш. Баки просто измотал Хансу Зенкеру все нервы своими предостережениями. Зенкер обозлился и пригрозил, что и правда уронит маму, если нужно будет повторять несколько дублей. Слава Богу, эпизод сняли очень быстро.

Было так, будто эти «доисторические» отношения помогли нам сразу прийти к согласию. И это был и есть замечательный фильм. Для меня он полностью выпадает из рамок. Не зря же прокатчиков пробирал холодный пот от страха, что картина провалится: ведь я выступала здесь вовсе не как царица-небожительница в бутафорском блеске.

Но я считаю: если у меня не получится такой фильм, совсем другой, чем обычно, то мне надо вообще покончить с кино. Я всё время объясняла: если я способна играть только императриц, то тогда всё теряет смысл. Столько императриц просто нет на свете. Должна же я, наконец, сыграть и что-нибудь другое.

Столько радости доставляли эти съёмки — Матиас Виман, Эрих Понто и дюжина мальчишек. И мама.

Когда в Мюнхене вышла «Зисси-2», мы с Карлхайнцем Бёмом сидели в зале и тряслись от страха: вдруг всё будет как предсказывали прокатчики, и фильм провалится.

Мы ошиблись. Всё прошло хорошо, хоть мы с Карлхайнцем сидели с потными от волнения ладонями. Мама всегда говорит: это трагедия актёра — вечно дрожать перед публикой и критикой, но иначе жизнь потеряла бы смысл.

1956 год принёс мне три фильма — и трёх друзей. И кучу проблем. Как пойдёт дальше? Какие роли — правильные? Ехать ли мне в Голливуд? Что вообще из меня получится?

Я часто размышляла и делаю это, собственно, постоянно: как же это всё получилось? У меня девять фильмов, и самые большие кассовые сборы дали «Юность королевы» и обе «Зисси».

«Гроссмейстеры» прошли прилично. «Последний человек» принёс разочарование. Но ведь я же не могу дать больше, чем позволяет сценарий. Однако мысль о дурацком клише «сентиментальной королевы» или «разочарованной королевы» преследует меня без конца.