Александр Яковлев - Омут памяти Страница 26

Никто не учил людей думать, но все учили ненавидеть.

Дьяволизация противника, манипулирование образом врага были характерны для всех политических партий того времени, особенно для левоэкстремистских — большевиков, эсеров, анархистов. Митинговая демократия несла в себе бациллы саморазложения, укрепляла идеологию нетерпимости. Революцию шаг за шагом заменяли бунт и анархия. Страна медленно вползала в хаос безвластия. Борьба с самодержавием обернулась борьбой с народом и разрушением самих основ человеческого общежития. Законов, защищающих новую Россию, так и не появилось.

Февральская революция не только не укрепила политический центр, но и размыла его, подорвав тем самым основы стабильности. В России так и не нашлось силы, опирающейся на здравый смысл и способной противостоять как самодержавной реставрации, так и вульгарной политике революционаризма. Все это создавало благодатные условия для перерождения демократии в анархию.

Обществу не удалось разумно воспользоваться свободой. Застилала глаза самонадеянность, мешало высокомерное отношение к практическим повседневным делам. Именно тогда получила распространение практика «революционной целесообразности», которая была поставлена выше закона, что неизбежно вело к гибели демократии, готовило почву для большевистского экстремизма.

Демократические силы не стали тем стержнем, вокруг которого объединилось бы все жизнеспособное в обществе, все здоровое и разумное. Вера в возможность построить более свободную, счастливую Россию на пути демократии быстро испарялась. В этой ситуации любая группа решительных заговорщиков получала преимущество перед любыми демократическими объединениями.

Когда я пишу строки об обстановке тех дней, то ловлю себя на мысли, что они являются как бы слепком дней сегодняшних. Уж очень все похоже. Но в том и печаль, что пишу о событиях, которые были тогда, перед октябрьским переворотом, а не сегодня. Хотел бы надеяться, что повторяющаяся логика событий и ошибок не приведет к тем же результатам. Если не мы сами, то, может быть, История сжалится над Россией.

Что еще важно подчеркнуть?

Бескровная, ненасильственная смена государственной власти в значительной мере исключала возможность гражданской войны со всеми ее последствиями. Открывались заманчивые перспективы согласованных действий всех общественных сил. Утверждалось, что Февральская революция была революцией практически всех классов и общественных групп. Но эти рассуждения были вызваны скорее революционной эйфорией, чем отражали реальные интересы тех социальных слоев общества, которые определяли пульс жизни. Общественного согласия так и не удалось достигнуть.

Летом 1917 года разброд среди партий Центра привел к расколу их рядов. В одних случаях это находило выражение в формировании отдельных фракций со своим руководством, в других — в разделении партий на самостоятельные организации. Этот разброд в Центре привел к усилению крайних флангов, что, в свою очередь, углубляло поляризацию общества. Дело дошло до прямой пробы сил в июльские дни — во время корниловского похода на Петроград. Правительство Керенского настолько ослабло и растерялось, что пошло на единые действия с большевиками против генерала. Это было грубейшей ошибкой правящей тогда группировки.

Разрушительные тенденции революции брали верх над созидательными. Силовое решение рисовалось в наиболее предпочтительных красках. Слабость Временного правительства, его некомпетентность и, как результат, резкое ухудшение экономического положения в стране, ожесточенная политическая борьба порождали усталость, цинизм, неверие, а это намного облегчало подготовку к любому перевороту.

В результате к осени 1917 года власть оказалась под холодным дождем октября, затоптана в грязь осенней распутицы. Так случилось, что она, эта власть, не была нужна никому, кто был способен употребить ее хотя бы не во зло. Ни купечеству, ни заводчикам, ни усталым и обедневшим дворянам, ни равнодушному обывателю. Лишь интеллигенция продолжала восторгаться переменами, пела гимны свободе, но не более того.

И мало кто понимал, что безвластие правительства Керенского удесятеряло жажду власти у радикалов, у тех, кого нельзя было допускать к ней ни в коем случае. Все происходило второпях и делалось впопыхах. Никто не предостерег общество, что верх в подобных случаях берут правые или левые авантюристы, начиненные динамитом радикально-популистской фразеологии. И не столь важно, правые они или левые, а существенно то, что это авантюристы, исторические временщики, носители маргинального люмпенского сознания. Политические перекати-поле, гонимые переменчивыми социальными ветрами.

К власти пришли радикальные сторонники «социалистического эксперимента»: большевики, меньшевики и социал-революционеры. Страна покатилась под откос с еще большей скоростью. За поражением Февральской революции — вся последующая жизнь страны, ее кровь, нищета, социальные конвульсии, гражданский раскол:

Февраль убрал самодержавие, но открыл дорогу для контрреволюции. Октябрь навязал России диктатуру. Таков трагический результат насильственных потрясений, независимо от того, кто и что разрушал. Исследование причин тех социальных и политических потрясений, которые испытала наша страна три четверти века назад, не только поучительно для понимания сегодняшних событий, но и имеет первостепенное значение для будущего нашего народа.

Мы низвергли все власти, какие только были у нас за последнюю тысячу лет. Не раз начинали великие дела. Но никогда не доводили их до конца — не хватало терпения. И снова некая сила подзуживает сказать нечто в привычном русском варианте: авось повезет на этот раз. Нет, не повезет, если не преодолеем самих себя, нашу нетерпимость и лень.

В послефевральские дни 1917 года вожди революции этого сделать не смогли, что и привело к октябрьской контрреволюции.

Глава третья

Октябрьская контрреволюция

Начиная главу о безмерной трагедии нашего народа, как не вспомнить великого Бунина, который еще в 1924 году писал:

«И вот образовалось в мире уже целое полчище провозвестников „новой“ жизни, взявших мировую привилегию, концессию на предмет устроения человеческого блага, будто бы всеобщего и будто бы равного. Образовалась целая армия профессионалов по этому делу — тысячи членов всяческих социальных партий, тысячи трибунов, из коих и выходят все те, что в конце концов так или иначе прославляются и возвышаются.

Но, чтобы достигнуть всего этого, надобна, повторяю, великая ложь, великое угодничество, устройство волнений, революций, надо время от времени по колено ходить в крови. Главное же, надо лишить толпу „опиума религии“, дать вместо Бога идола в виде тельца, то есть, проще говоря, скота. Пугачев! Что мог сделать Пугачев? Вот „планетарный“ скот — другое дело.