Михаил Армалинский - Максимализмы (сборник) Страница 26

Меня в данном случае особенно интересует феномен беспамятства голода. Никакой прежний опыт наслаждения едой или еблей не в состоянии хоть как-то оказаться полезным голодному человеку. Другими словами, если жизненный опыт является весьма полезным в прочих жизненных ситуациях, то опыт сытости оказывается только вредным в состоянии голода.

Более того, голод воспитывает в тебе ненависть к прошлой сытости, воспоминания о которой делают твою голодную жизнь лишь тяжелей. Голод заставляет тебя упереться в настоящее и забыть даже о будущем. Ибо о будущем вспоминаешь, лишь насытив голод, и, напуганный недавним голодом, стараешься избежать его впредь, подготавливая впрок запасы еды-ебли. Таким способом голод в прошлом наполняет содержанием настоящее и будущее.

Голод – это сосредоточенность внимания и дум на каждом последовательном мгновении. Голод лишает нас прошлого и будущего. Чем острее голод, тем более для голодающего время сужается в точку сиюсекундности, хотя сам голод может быть весьма протяжённым во времени.

Удовлетворение же голода распахивает горизонт времени и позволяет взглянуть сытому не только в настоящее, но и в прошлое и будущее.

Голод – неблагодарное состояние существа. Сытость не замечаешь, а о голоде не можешь забыть. Как бы ты ни был сыт до него, он бесцеремонно отбрасывает прекрасное прошлое и становится повелителем твоего ненасытного настоящего.

Голод может длиться долго, тогда как удовлетворение его свершается быстро. К голоду нельзя привыкнуть как привыкают к сытости.

Борьба с голодом – это Сизифов труд, однако весьма приятный, когда разнообразная еда и женщины всегда под рукой и доступны.

Голод позволяет достичь такой высокой степени активности в каждое данное мгновение, что ему приписывают причину возникновения творчества, а именно творчество является методом опосредованного изничтожения голода.

Если к сильному голоду привыкнуть невозможно, то умеренный кратковременный голод можно даже полюбить, стоит лишь осознать, что благодаря ему удовлетворение желания становится острее. Именно такой голод позволяет сохраняться перспективе времени в сознании: прошлое не исчезает а учит, и будущее не страшит, а влечёт. Умеренный голод с гарантией скорого удовлетворения – вот близкий родственник счастью. Такой голод называют также предвкушением.

Если приглянуться к известной поговорке

Лучше сорок раз по разу, чем один раз сорок раз,

то сразу раскрывается её сексуальный смысл. Прежде всего, эта поговорка построена на основе мужских желаний: мужчина предпочитает кончить по разу с сорока разными женщинами, чем сорок раз обрабатывать одну и ту же.

Женская способность к череде оргазмов взывает к череде мужчин, которые смогут обеспечить ей долгую и разнообразную стимуляцию в течение одного протяжённого совокупления. Поэтому женщина сформулировала бы эту поговорку иначе: лучше сорок раз зараз, чем по разу сорок.

У меня имеется задел идей, которые можно бы развить в рассказы, повести, романы. Но одна только мысль, что надо будет строить сюжет, описывать героев и их жизнь, делать ситуации психологически оправданными и физически возможными, вести действие к какому-то логическому или алогичному концу – всё это вызывает во мне омерзение.

Даже когда я берусь читать беллетристику, пусть даже умнейшего Philip Roth, где всё хитро и слажено, глубоко и значительно – это для меня стало нетерпимо протяжённо.

Я прочитываю несколько страниц любой книги, сразу становится ясно, какой величины писатель, а также мой он или не мой, но читать дальше и тем более до конца мне уже не интересно. Словесное движение слишком медленно для меня, как разговор с женщиной, который хочется поскорей заменить еблей.

Это ещё одна манифестация состояния, в котором меня интересует не продвижение к цели, а сама цель, как бы ни говорили, что движение к цели важнее, приятнее, увлекательнее, чем достигнутая цель. Я теперь ощущаю это утверждение как ложь, умышленно уводящую от цели. Нас водят за нос, нас толкают по проторённым обществом дорожкам с помощью кнута и пряника. Нас ограничивают в достижении цели, подменяя цель долгим движением к ней. Мораль заинтересована в таком подходе, чтобы заставить людей работать. Она твердит, что без труда не вытащишь и рыбку из пруда. Но это девиз трудяг, которым дано порочное бесконечное движение к цели вместо мгновенно достигнутой, а потому чистой, незалежалой цели. Ведь существуют озёра, заселённые рыбой в таком количестве, что ты можешь ловить их, не прилагая никакого труда. Меня всегда злило долгое ожидание рыбака, чтобы рыба наконец клюнула. Мой дедушка говорил: «На одном конце червяк, а на другом – дурак». Дурак, потому что он ждёт, потому что он бесконечно терпелив. Я обожаю рыбу как пищу, но ненавижу ловлю рыбы. Я обожаю женщин как плоть, но ненавижу процесс их соблазнения.

Но однажды меня уговорили на рыболовство на озере, пообещав не сидение с удочкой, а истинную мгновенную ловлю. И действительно, мы отплыли на лодке чуток от берега, я насадил червяка на крючок, забросил удочку и тотчас на неё попалась рыба sunfish, плоская, блестящая, небольшая, но чрезвычайно вкусная, как вскоре оказалось после её жарки. Я забросил удочку второй раз и как только крючок с выразительной запятой червяка погружался в воду, сразу же его заглотила следующая рыбка. Моя рыбная ловля заключалась в непрестанном вытаскивании одной рыбки за другой. Вот это была рыбная ловля! Без всякого труда: мне не пришлось мастерить удочку, мне её дали, купленную, мне не пришлось копать червей, они продавались в банках, и мне их подали, мне не пришлось плыть в поисках места, где хорошо клюёт – всё было под рукой и мгновенно. Рыбу мне почистили и приготовили. Я лишь пожирал её, с хрустящей корочкой на нежнейшем мясе. Торжествовал, что «без труда» – и рыбку из пруда.

Если учёный наслаждается своим продвижением к открытию, то для меня как потребителя само открытие важнее, чем путь учёного по направлению к нему. И чем скорее открытие произойдёт, тем лучше. Мне наплевать на работы учёных по достижению бессмертия – мне нужно само бессмертие. А то, что учёный якобы наслаждается процессом продвижения к цели – то пусть он вкушает эти наслаждения не за мой счёт.

Но в науке медлительность в достижении цели обусловлена не желанием учёного медлить с открытием, а самой природой вещей. Нынешней природой вещей, ибо в будущем можно будет скакать во времени от открытия к открытию.

В литературе же медлительность умышленная, искусственно созданная писателями, решающими писать длинные произведения. Оптимально квинтэссенция познания, эврики происходит на кратчайшем пространстве афоризма или пословицы – одной ёмкой фразы, в которую умещается суть большого литературного произведения. Недаром Островский использовал для названий своих пьес пословицы, которые потом разворачивал в длинные повествования. Цель писателя – высказать свои чувства и мысли. И для меня целесообразней сводить роман (жизненный) к афоризму, чем растягивать афоризм (любовный) в роман.