Яков Кумок - Губкин Страница 26

«Достаточно одного этого параграфа, чтобы остановить правильное развитие школьной жизни и повернуть ее на путь бездушного формализма, в корне убивающего самодеятельность личности и отводящего последней роль исполнителя чужих предписаний».

Следует серия ядовитых уколов, «…нас весьма поражает § 7 министерской Инструкции… Дело в том, что этот весьма любопытный параграф предоставляет, насколько мы его понимаем, инспектору городского училища право чинить суд и расправу между подчиненными ему преподавателями».

«…от педагогических советов остался только один внешний облик; это трупы в настоящее время; ибо животворившее их начало давно покинуло их; из коллегиальных учреждений они превратились в совещательный орган при начальнике училища; их настоящая видимая коллективность — одна фикция, обман зрения. Да и могло ли ужиться коллегиальное начало с теми бюрократическими тенденциями, какими пропитано Положение, а в особенности Инструкция 1894 года, не ставши с ними в прямое противоречие? «Совет» училища и «начальник» училища — ведь это два противоположных полюса, два разнородных вида вместе. В основе первой власти лежит принцип общественности, равноправия членов в смысле их прав и обязанностей, а главным образом принцип доверия к человеку, к его силам, способностям и к желанию честно поработать на пользу общему делу; в основу другой власти положен принцип подчинения, полного неравенства в правах и недоверия к человеку».

Наконец добирается он и до пресловутого Уложения 1828 года, так много ему в жизни напортившего. Встреча — заочная — с графом Уваровым; он сводит счеты. «Таким образом, два документа — Устав 1828 года и министерская Инструкция 1894 года, — разнящиеся по возрасту с лишком на 65 лет, ничем не разнятся по духу бюрократизма, присущему им обоим».

Четко и грозно звучат выводы;

«Основываясь на всем вышеизложенном, в заключение мы позволим себе выдвинуть следующие положения:

1. Современная школьная система проникнута бюрократическими началами, вредно отражающимися на ходе всего учебно-воспитательного дела.

…3. Инспекторам и заведующим этих училищ предоставлены слишком большие права сравнительно с педагогическими советами…

4. Педагогические советы городских училищ в настоящем своем положении утратили характер коллегиальных учреждений, приобрели значение совещательных органов при начальниках этих училищ».

Под статьей — сноска: «Все означенные положения были приняты Общим Собранием Общества взаимопомощи бывших воспитанников Санкт-Петербургского Учительского института».

Собрание не только приняло «означенные положения», но и рекомендовало всю статью опубликовать. На сей раз редакция не положила ее в долгий ящик; статья вышла в майском номере. Текст ее был чуточку сокращен, но разящий дух демократизма и самый желчный тон сохранены. Впечатление такое, что, несмотря на скрупулезность, тщательность разбора, Губкин как бы брезгует обсуждать всерьез предстоящие реформы. Они не могут принести ничего хорошего.

Местами явственно сквозит усталость от работы в — школе; нам это важно запомнить для дальнейшего хода повествования.

В том же майском номере напечатана была в разделе «Письма из провинции» заметка «Народное образование в заводском районе Белого и Черного городка», подписанная псевдонимом «Зэт». Прислана она была из Баку; Губкин, прочтя ее, впервые узнал, что в далеком городе на Апшеронском полуострове есть кварталы «белые» и «черные» и что «черные» кварталы действительно черны от копоти и нефти…

Глава 20

Если найдется среди читателей педагог, можно не сомневаться, он признает в молодом авторе приведенных цитат родственную душу! Она просвечивает сквозь текст; что-то в самой манере, в оборотах речи выдает учителя. Более того, человека остро, даже удрученно озабоченного сословными интересами.

Чтобы окунуть себя в пучину министерских параграфов, отвратительно скучных даже на вид, надо было — кроме отваги! — обладать еще и взволнованным интересом к нуждам коллег, на себе испытать мертвую хватку параграфов и сильно свое дело любить. «Когда я получил звание учителя, я уже был не учителем-ремесленником, а учителем-общественником с горячим стремлением служить народу» (из автобиографии).

Смелость, резкость, прямота суждений, ясность политических симпатий, которая весной 1918 года, когда он вернется из Соединенных Штатов, поможет быстро разобраться в обстановке… Общественная активность, род нервной энергии, сопутствующей таланту. Это еще только «эманация» таланта, по-прежнему пребывающего в стадии неопределенности. Через три года после произнесения знаменательной речи Губкин навсегда забросит учительство.

Вот для чего мы подробно останавливались на первых публикациях. Талант растет не одними прочитанными книгами, но и написанными (пока еще статьями), отдача духовной энергии столь же необходима таланту, как и ее возобновление.

Ты понял блаженство занятий,Удачи закон и секрет.Ты понял, что праздность — проклятиеИ счастья без подвига нет.

Талант еще не созрел в нем; его предстоит выстрадать.

Но гражданин — созрел вполне.

Без четкого понимания этого нам нельзя возвращаться в Карачарово.

Между тем наступил 1895 год.

Зима…

Глава 21

Последние месяцы жизни в Карачарове отмечены дружбой с Александром Федоровичем Страшным; он жил в восьми километрах от Карачарова, в маленьком селе Акулове; сельцо это в суровую и удивлявшую снежным изобилием зиму 1895 года совсем затерялось в снегах и замкнулось, из него редко кто и на лошади выезжал. Дороги никакой не было, и по свежему насту не мудрено было и промахнуться, стороной пройти, что с Иваном не раз и случалось. Он шел на лыжах, после обеда, успев и тетрадки просмотреть, а зимний день короток… В темноте дорожные приметы смазывались, Иван, двигая палками, напрягал слух, останавливался, нюхал воздух.

Страшной же приехать к Ивану не мог: он был ссыльный поселенец и отлучаться никуда права не имел. Причиной знакомства послужили просветительские чтения Губкина; однажды он получил запрос провести такие же чтения в Акулове. Конечно, Иван не мог ответить отказом. Молодые люди сошлись, что называется, с первого взгляда; вскоре Иван с некоторым удивлением узнал о том скрываемом влиянии, которым пользовался Страшной среди крестьян и крестьянской интеллигенции в округе; он был «центром притяжения всех наиболее радикальных и прогрессивно настроенных элементов учительства».