Стинг. Сломанная музыка. Автобиография - Стинг Страница 27

Той зимой я часто общаюсь с красивой девушкой по имени Мэйвис. У нее хорошее чувство юмора и любопытный взгляд на мир, который никак не связан с ее косметичкой и зеркальцем. Мэйвис умеет открывать бутылку пива зубами. Понятное дело, я влюбился. Мы проводим вместе несколько блаженных недель, потом она уезжает к сестре в Лондон, мы несколько месяцев переписываемся, потом наша связь прерывается.

Моей первой настоящей девушкой была Дебора Андерсон. Мы познакомились с ней на дабл-дейте – двойном свидании двух пар, на которое я пришел с приятелем по Молодым христианам Джоном Мэджином. Я положил глаз на ее подружку, которая весь вечер сморкалась в мокрый платок. Джону в тот вечер удача тоже не улыбнулась. Спустя неделю мы снова встретились в пабе, и получилось так, что в моих объятиях оказалась Дебора, а Джон поплелся домой в одиночестве.

Дебора – настоящая красавица, высокая и застенчивая. Она немного сутулится, потому что стесняется своего роста. У нее длинные худые ноги, темные волосы и голливудская улыбка. Несмотря на странное начало наших отношений, мы без ума друг от друга с первой минуты. Всем, кто видит нас вместе, становится очевидно, что мы влюблены. Мы исследуем тела друг друга и, как дети, в темноте обещаем, что всегда будем вместе, подкрепляя эти слова безмолвными движениями губ и рук в попытке поймать и удержать будущее. Мы заключили молчаливый контракт о том, что идем на сексуальный риск, а после лелеяли нашу страсть, купаясь в ощущении опасности, новизны и желания. Наша невинность была как воспоминание о рае, потеря невинности произошла у меня достаточно поздно, отчего все это ощущалось более остро. Моя мама, неисправимый романтик, видит в нас с Деборой ту идеализированную картину любви, о которой мечтала, но которой не получила. Она обнимает ее, как дочь, надеясь, что нас с ней ждет счастливое будущее. Возвращение к себе из дома Деборы вдохновит меня много лет спустя на написание песни со словами о том, что любовь – это ощущение потери чувства земного притяжения.

Дебора работает секретарем в адвокатской конторе в Ньюкасле. Кажется, у нее нет никаких амбиций, кроме как выйти замуж и жить семейной жизнью. Мы никогда этого не обсуждали, но так или иначе мысли о браке являются подтекстом всех отношений людей разных полов моего поколения и принадлежащих моему классу. Я буду поддерживать такое положение дел, но в душе считаю его пережитком прошлого. Мы переживем ложную беременность, а потом я сойдусь с дочерью директора школы, и спустя четыре года Дебора умрет. Мысли о ее смерти будут сопровождать меня всю оставшуюся жизнь…

Поработав кондуктором автобуса и строителем, я решаю устроиться на офисную работу. В помещении, каким бы оно ни было, не холодно, и такой карьерный рост будет приятен моей матери, а я могу делать вид, что в офисе я по полной использую свою «гениальную голову». В газете Evening Chronicle нахожу объявление: «Используйте свое образование, начните карьеру госслужащего». Красивым почерком пишу заявление и подаю его в Управление налоговых сборов. Обнаруживаю в гардеробе свой старый галстук, костюм «в елочку» и более или менее приличные ботинки. Причесываюсь и еду на поезде в Манчестер на двадцатиминутное собеседование, во время которого предстаю перед комиссией в составе нескольких мужчин средних лет, которые задают мне вопросы наподобие «А есть ли у вас хобби?».

Меня подмывает соврать и ответить, что я обожаю ловить рыбу на мух, но понимаю, что могу поставить себя в дурацкое положение, если спросят о том, сам ли я изготавливал свои блесны или в какой реке графства Нортамберленд лучше всего ловится форель. Я мог бы, конечно, ответить, что люблю музыку, но это скорее страсть, я бы не стал называть музыку своим хобби. Я отвечаю, что мое хобби – это ходьба.

«А куда и где вы ходите?»

«Ну… практически всегда и везде», – расплывчато отвечаю я.

«Полагаем, что на этой работе вам не придется много ходить, мистер Самнер».

«Думаю, да».

«А какие газеты вы читаете?»

Я вспоминаю, что нахожусь в Манчестере, поэтому говорю: «Guardian?» Несколько человек удивленно приподнимают брови, я решаю, что выбрал слишком левое издание и добавляю: «И еще…Telegraph».

«Очень сбалансированный выбор, мистер Самнер». Я чувствую, что они поняли, что я вру.

Если честно, мне кажется, что для получения этой работы было бы достаточно поднести зеркальце к моему рту, чтобы оно запотело и все поняли, что я жив. Другими словами, собеседование не было сложным.

«Так вот она, значит, какая, эта госслужба», – думаю я.

Я начинаю работать в налоговой. Для меня это всего лишь очередная работа, к которой не лежит душа. Я не обладаю необходимым багажом знаний, и мне даже близко неинтересно. Несмотря на то что госслужащего практически невозможно уволить, я делаю все возможное, чтобы создать такой прецедент. В моем лотке для входящей корреспонденции скапливается гора потрепанных и необработанных файлов, а вдоль стен офиса безмолвным криком отчаяния стоят шкафы с грустными налоговыми историями сотен тысяч людей. Меня не утешает даже то, что у всех тех, чьи налоговые дела я должен рассматривать, работа такая же бестолковая и беспросветно тоскливая, как и у меня. Я начинаю почти на час опаздывать на работу, мои ланчи становятся все дольше и дольше, и я всегда первым выбегаю из офиса в пять часов, после чего начинается моя настоящая жизнь – я хожу с Деборой на танцплощадки и в клубы слушать самые разные музыкальные группы. Мы идем на Рода Стюарта и The Faces в Mayfair, а в А Go-Go – на Fleetwood Mac, Джули Дрисколл и Брайана Огера. Сидя в автобусе, Дебора терпеливо выслушивает мои мечты, что я смогу стать профессиональным музыкантом, и бесконечные разглагольствования о сильных и слабых сторонах той или иной группы. На следующий день я снова окунаюсь в тоскливую реальность работы в налоговой.

Мой коллега, некий мистер Уилсон, проработавший тут более двадцати лет, рассказывает про Алана Прайса, который сидел ровно на моем месте незадолго до того, как обрел популярность в качестве клавишника Animals. Мистер Уилсон являлся хранителем традиций и истории отдела. Он любит подсматривать, как девушки достают из высоких шкафов коричневые и розовые папки с файлами, чтобы потом раздать их сидящим в большом зале сотрудникам. Под предлогом