Фернандо Морайс - Маг. Биография Паоло Коэльо Страница 27

— Когда я почувствовал, что теряю веру в Бога, я пошел на величайшие жертвы, чтобы удержать ее. Я отчаянно молился, я становился зимой под ледяной душ, но вера все равно исчезала и вскоре исчезла совсем. Моя вера кончилась.

Значит, Жардин тоже капитулировал. Воображение Пауло рисовало хрупкого мальчика, жертвенно стоящего зимой под холодным душем, только бы Бог не оставил его — но Бог от него отвернулся! В тот день Пауло не мог думать ни о чем другом — он возненавидел Бога. И написал, чтобы не оставалось никаких сомнений: «Но я знаю, что ненавидеть Бога очень опасно».

Банальный эпизод, случившийся, когда они возвращались из приюта в колледж Санто-Инасио, еще более охладил отношение Пауло к Богу и его пастырям. Мальчику вдруг показалось, что шофер слишком гонит автобус и подвергает опасности их жизнь. Сначала это была просто тревога, затем его фантазия развернула перед ним целый фильм ужасов: если случится авария и Пауло погибнет, его душа еще до полудня будет гореть в аду. Страх оказался сильнее стыда. Пауло прошел в переднюю часть автобуса, где сидел духовный наставник, и сказал ему:

— Падре Руффьер, шофер слишком гонит машину. Я боюсь погибнуть.

Разгневанный священник прошипел в лицо мальчика:

— Ты боишься погибнуть, а я возмущен твоей трусостью!

Постепенно сомнения стали уверенностью. Пауло начал ненавидеть священников («банду ретроградов») и все их требования, касавшиеся как религии, так и учебы. Ему представлялось, что иезуиты обманули его. Проповеди, которые он раньше воспринимал как твердокаменную истину, казались ему теперь «порциями яда, медленно вводимого для того, чтобы мы возненавидели жизнь». Пауло жалел, что некогда принимал всерьез подобные разглагольствования. «Я, идиот, начал даже верить, что жизнь ничего не стоит, — писал он в дневнике. — Вечно боясь смерти, я был вынужден постоянно исповедоваться, чтобы не попасть в ад». Ценой неимоверных страданий и множества ночей без сна к семнадцати годам Пауло сделал окончательный вывод. Он больше ничего не хочет слышать о церкви, проповедях, грехе. И он не собирается стать хорошим учеником во втором классе точных наук, где занятия должны вот-вот начаться. Но в то же время он готов все поставить на карту, употребить всю энергию на осуществление своей навязчивой идеи, которую теперь называет не призванием, а профессией.

Хватило одного семестра, чтобы стало понятно: колледж Санто-Инасио для Пауло больше ничего не значил. «Я всегда был плохим учеником, а теперь стал хуже некуда». Оценки в табеле подтверждают, что Пауло не преувеличивал. Он стал одним из последних в классе, и с каждым экзаменом его результат снижался. На первых ежемесячных контрольных его средняя оценка оказалась чуть выше пяти баллов благодаря весьма спорной девятке по химии. В мае средняя оценка опустилась до 4,4 балла, а в июне грянул гром. Результат упал до 3,7, Педро и Лижию пригласили на собрание в колледж. Новости оказались ужасающими. Один священник зачитал супругам пятую статью устава Санто-Инасио — родителям следовало подписывать этот документ при переходе чада из класса в класс. Согласно этой статье, ученики, недобравшие переходный балл, подлежат отчислению. Священник без обиняков изложил суть: если в следующем семестре Пауло не возьмется за ум и не нагонит упущенное, он провалится на экзаменах, будет отчислен из одного из самых уважаемых и престижных учебных заведений Бразилии, а это — несмываемое пятно на репутации. Есть только один способ избежать этого и избавить ученика и его родителей от позора: пусть Педро и Лижия по собственному желанию заберут Пауло из Санто-Инасио и переведут в другую школу. Обычно Санто-Инасио не идет на такие уступки. Но в данном случае колледж готов сделать исключение, поскольку Пауло — внук Артура Арарипе Жуниора, мастера Туки, одного из тех, кто был среди первых (1903 года) выпускников Санто-Инасио.

Педро и Лижия пришли домой очень расстроенными. Они знали, что Пауло потихоньку курит, от него частенько пахнет спиртным, и кое-кто из родни стал жаловаться, что он подает дурной пример другим детям.

— Этот мальчик просто опасен, — шушукались тетушки. — Он собьет с пути своих младших кузенов.

Но до сих пор «странное поведение» Пауло было внутрисемейной проблемой, а вот исключение из Санто-Инасио стало бы настоящим — и громким! — скандалом, который во всеуслышание доказал бы неспособность родителей воспитывать сына. Если ребенок, как любил повторять инженер Педро, — визитная карточка семьи, у супругов Коэльо были все основания чувствовать себя опозоренными. Физическое насилие в то время считалось естественной составляющей бразильской семейной педагогики, но Педро и Лижия никогда не били сына — наказывали его строго, но к рукоприкладству не прибегали. Объявив о решении перевести Пауло в колледж Эндрюс, где он должен был и дальше заниматься точными науками, отец добавил, что отныне лишает его не только отдыха на каникулах, но и карманных денег. Если ему нужны деньги на сигареты и пиво, пусть ищет работу.

Перевод в колледж Эндрюс был задуман как наказание, но на деле вышло наоборот. Пауло пришел в восторг от новой школы. Колледж Эндрюс являлся не только светским и несравненно более либеральным, чем Санто-Инасио, но и смешанным — в нем учились вместе и мальчики, и девочки. А еще там устраивались политические диспуты, действовали кружки, киностудия и даже любительский театр, в который Пауло поступил раньше, чем познакомился со всеми преподавателями. Годом ранее он решился сделать первый шаг в мир драматургии: на выходных по случаю Дня поминовения усопших заперся в комнате, задавшись целью сочинить пьесу. Пауло выходил только к обеду и ужину, а родителям говорил, что готовится к переходным экзаменам. Через четыре дня он поставил последнюю точку в пьесе «Урод». Претенциозно назвав ее «petit guigno[18] в духе Алуизио Азеведо», он записал в дневнике:

В этой пьесе я изображаю судьбу урода в обществе. Это история отвергнутого юноши, который кончает жизнь самоубийством. Сцены разыгрывают силуэты, а четыре менестреля декламируют стихи о чувствах и действиях персонажей. В промежутке между первым и вторым актом в глубине сцены кто-то поет медленную боссанову, чей текст связан с действием первого акта. Я нашел удачные мизансцены. Уже в этом году пьеса будет поставлена здесь, в зимнем саду.

Критическое чутье оказалось сильнее самолюбия, и через неделю Пауло уничтожил свой первый драматургический опыт, удостоив его эпитафии всего из пяти слов: «Она плохая. Скоро напишу другую». Именно как автор пьес, хоть и неизданных, Пауло вошел в 1964 году в любительский театр колледжа Эндрюс. А что касается школьной жизни, преподавателей, зачетов — все это, видимо, нисколько его не интересовало. В тех редких случаях, когда Пауло считал необходимым упомянуть о школьных занятиях в дневнике, появлялись короткие неутешительные заметки: «Учусь плохо, грозит провал по геометрии, физике и химии… Никак не могу взяться за учебники, постоянно отвлекаюсь, чаще всего — на всякую ерунду… Уроки, мне кажется, тянутся все дольше… Честное слово, я не знаю, что со мной происходит, и описать это словами не могу». Признавая, что плохо учится, Пауло несколько приукрашивал действительность. На самом деле он неуклонно катился вниз.