Вилем Балинт - Жизнь в родной земле Страница 27

— Прежде всего сужу об этом потому, что от станиц того района, где я жил, тоже участвовали некоторые колхозники. Были они, как на подбор, все до одного природные казаки. Многих из них я лично знал много лет перед тем. О других я информировался у знакомых, включительно до знакомых коммунистов. Были все казаки.

В свою бытность там, лично, я тоже интересовался этим вопросом, предполагая, что все это липовые казаки.

Неожиданный поворот Соввласти «лицом к Казачеству» многих тогда, в том числе и меня, удивил. Подобный экивок Соввласти, даже для подсоветских людей, был непонятен, был большой неожиданностью. Бесконечные эшелоны ссылаемых на север казаков, разбитые и опустошенные артиллерией станицы, десятки тысяч без суда и следствия расстрелянных казаков, их жен и детей — все это было еще свежо в памяти. Потому нет ничего удивительного, что подсоветские люди уже инстинктивно осторожно относились к правительственным мероприятиям по отношению к казакам. Так же трудно было представить себе преданность и благодарность «расказаченных» казаков к правительству, которое в течении прошлых шестнадцати лет физически их уничтожало. Тем не менее, были то природные казаки.

За двадцатьдвухлетнее пребывание в Казачьем Крае я научился безошибочно отличать казака от мужика. Орла, как говорится, по полету узнаешь. Между казаком и мужиком была и есть разница. Безусловно, между ними был небольшой процент казаков, которые сражались против белых на стороне красных, но ведь эти казаки тоже преследовались коммунистами в одинаковой степени. Как я вам уже говорил, казаки, собственно, и до поворота Соввласти лицом к казачеству не скрывали свое казачье происхождение. Многие — еще задолго до «поворота к ним лицом Соввласти», говоря о том, что он казак, били себя при этом кулаком в грудь, подчеркивая этим свою особую гордость своим казачьим происхождением. Таких случаев я много видел. А история с «красным генералом» казаком-кубанцем Бондаренко?! Тот, во времена жестокого террора, в единственном числе — сам — на коммунистическое начальство нагонял страх…

— Что преследует, по вашему, советское правительство поворотом «лицом к казачеству»?

— Ни больше, ни меньше как собирается нанести новый — еще более жестокий удар по казачеству — быстро отвечает уверенным тоном мой собеседник.

— Прежде всего я Соввласти не верю ни на поломанный грош. Горькая действительность научила меня так относится ко всему, что исходит из «кухни» Советского правительства. Не верю абсолютно тому, чтобы Сталин, известный экспроприатор и кровавый враг Казачества, мог вдруг решиться искренно восстановить Казачество в его правах. Поворот Советского Правительства «лицом к Казачеству» надо понимать, как очевидный чекистский маневр — очередная коммунистическая провокация. Это подготовка следующего удара по всему тому, что еще осталось от подлинного Казачества. Подобное заигрывание Сталина с казаками означает большевицкий способ выявления истинного настроения живущих там казаков.

Местные коммунистические власти в Казачьих Краях давно уже сообщали в Москву, что «враждебный, бело-бандитский, казачий элемент» выкорчеван основательно — с корнем. Красному царю этого было мало. Сообщение своих подчиненных решил проверить. Потому и «повернулся лицом к Казачеству». И, о ужас! Что же оказалось?! Оказалось, что не только казачья психология не изжита, но к смертельному перепугу «гениального вождя», даже целы, давно как будто преданные анафеме, все специфические казачьи атрибуты: казачья одежда, шапки, кинжалы, песни, танцы, умение ездить на лошадях, а главное хорошо стрелять и рубить. Этого Сталин никак не ожидал.

Внутреннюю сущность большевицкой тактики борьбы со своими врагами я хорошо на месте изучил и глубоко убежден в том, что Советская власть, вернее Сталин, издавая по партийной линии распоряжение о «восстановлении казачьих традиций», заранее решил: если это распоряжение вызовет живой отклик в казачьем населении, то, значит, еще казачий дух, в противоположность тому, что сообщают подчиненные, совершенно не изжит, Казачество не перековалось. Следовательно появляется, с точки зрения коммунистических заправил, неотложная необходимость принять немедленно соответствующие меры для того, чтобы окончательно обезвредить этот опасный и сугубо ненадежный для Советов элемент; в случае же, если настоящее — подлинное Казачество пройдет мимо большевицкого поворота «лицом к Казачеству» совершенно спокойно, не замечая, значит действительно казачий дух окончательно и бесповоротно сломлен. Так, по моему личному убеждению, думали главари из Кремля, издавая свое пресловутое распоряжение о «возрождении Казачества».

И вот, на основании только что мною сказанного, не будучи пророком, могу вам предсказать, что в недалеком будущем за «хвалебными гимнами» в адрес казаков последует новое жестокое их преследование. Первые признаки этого «поворота» Советов я уже замечал перед отъездом на родину. Достаточно было взять в руки «Молот» для того, чтобы почувствовать — куда начинает ветер дуть. Советские газеты — это своего рода барометр.

Я лично, между прочим, знакомых казаков предупреждал о том, чтобы были осторожны и не принимали «хвалебные гимны» за чистую монету и оставались в пассивном состоянии. Но результаты моей «интервенции» были самые ничтожные.

— «Э-э, Андреич!» — отвечал обыкновенно предупреждаемый, махнув при этом рукой, как бы давая понять: хотя день, да наш, а потом можно умереть, — «пусть все знают — кто мы»… Вытягивали из укрытов свою казачью одежду, одевались и шли на сборы самым добросовестным образом показывать свое не забытое опасное искусство.

Считаю, что этим своим маневром Соввласть убила одновременно, как говорится, два зайца: во первых — проверила настроение казачьего населения и его тайные тужбы, а во вторых — определила совершенно точно действительное духовное единство с Казачеством остального — неказачьего населения. Полагаю, что тот всеобщий энтузиазм, который царил тогда среди населения при появлении казачьих частей, наводил большевиков на грустные размышления, ибо зрелище тогда и для «товарищей» представлялось невиданное.

Стоя во всяких бесконечных и традиционных очередях, часто приходилось слышать интересные реплики при прохождении казаков: «Эх! хотя бы скорей…» произносит какой-то неизвестный, нетерпеливый голос.

«Вероятно, интересненько получилось бы, если бы им дали еще и винтовочки», вторит ему в унисон другой. «Да-да, гм!» многозначительно соглашается третий. «А смотрите-смотрите, какие плети-то у них, зачем же это им разрешили и плети иметь, это ведь, опасно!» вносит явный диссонанс раздавшийся недоуменный голос, имеющий, видимо, какое-то тесное отношение к коммунистическим городским заправилам.