Россия в войне 1941-1945 гг. Великая отечественная глазами британского журналиста - Александр Верт Страница 28

В течение следующих 20 дней в районе Смоленска шли тяжелые бои с переменным успехом, но, когда 23 августа Гитлер созвал новое совещание, предложение Гудериана сосредоточить все силы для наступления на Москву было отклонено. Гитлер окончательно решил нанести основной удар по Украине и Крыму, заявив, что сырье и сельское хозяйство Украины имеют жизненно важное значение для продолжения войны. Что касается Крыма, то это был «советский авианосец для нанесения ударов по румынским нефтепромыслам», и поэтому его надо было ликвидировать. «Мои генералы, – заявил он, – ничего не смыслят в экономических аспектах войны». Но хотя Гитлер по-прежнему считал, что и по этому новому плану Москва может быть захвачена до наступления зимы, Гудериан понимал, что теперь это было почти невозможно, и потому был очень недоволен решением Гитлера – по крайней мере так он говорил после войны. Позже он назвал «роковой ошибкой» решение Гитлера двинуть две армии и танковую группу на юг, вместо того чтобы предпринять концентрированное наступление на Москву.

Хотя советские источники отвергают как фантастические утверждения немцев, будто в ходе Смоленского сражения они захватили 384 тыс. пленных, более 3 тыс. танков и более 3 тыс. орудий, все же Красная Армия понесла, несомненно, тяжелые потери. В «Истории войны» говорится, что со стороны советских войск 32 тыс. человек пропало без вести и что они потеряли 685 танков и 1178 орудий[34]. Тем не менее Смоленское сражение явилось одним из поворотных пунктов войны. Красная Армия остановила германский блицкриг и заставила Гитлера изменить свои планы. Кроме того, оно оказало большое воздействие на боевой дух Красной Армии. Если вначале на советских солдат производила ошеломляющее впечатление мощь германской армии, и особенно количество танков, то к концу июля многие бойцы научились применять против танков такое оружие, как гранаты и бутылки с горючей смесью, и панический страх все больше уступал место здоровой ненависти к фашистам. Очень способствовали поднятию боевого духа первые награждения медалями и орденами, хотя и не такие щедрые, как впоследствии. После Смоленского сражения около тысячи человек были награждены орденами и медалями, а семи присвоено звание Героя Советского Союза.

Глава V

Москва в начале войны

Я приехал в Советский Союз 3 июля 1941 г., через двенадцать дней после начала германского вторжения. Маршрут моей поездки из Лондона в Москву был таков, какой возможен только в военное время: вместе со второй партией сотрудников английской военной миссии я вылетел и Инвернесс, затем на Шетландские острова и оттуда на летающей лодке «Каталина» – в Архангельск, преодолев все расстояние за один 16-часовой скачок. Последние несколько часов мы летели над обширной необитаемой тундрой Кольского полуострова. Потом, пролетев над Белым морем и портом Архангельск, мы сели на реке Двине, в нескольких километрах южнее Архангельска. В составе этой второй партии военной миссии (первая, во главе с генералом Мейсоном Макферланом, вылетела в Москву несколькими днями ранее) были два сотрудника министерства внутренних дел в мундиpax полковников, специалист по борьбе с пожарами, который вез в Москву переносный насос – распылитель для тушения зажигательных бомб, и специалист по бомбоубежищам.

Москвичи устанавливают противотанковые заграждения на Большой Калужской улице (ныне Ленинский проспект). Москва

Нас принимали на борту парохода полковник и два очень любезных майора, а потом в течение вечера к нам присоединились и другие офицеры. Некоторые упоминали о выступлении Сталина по радио в тот самый день и выражали мнение, что война будет очень долгой и трудной, но что СССР в конце концов победит. Один из майоров заверял меня, что противовоздушная оборона Москвы настолько хороша, что город, вероятно, никогда не подвергнется бомбардировкам, и что то же самое можно сказать о Ленинграде.

Все они живо интересовались Англией. Любопытно, что и полковник и оба майора проявляли особый интерес к Рудольфу Гессу, который, как видно, их несколько беспокоил. Они читали речь Черчилля и говорили, что она очень обрадовала русских, хотя им известно, что Черчилль был одним из главных «вдохновителей интервенции» во время гражданской войны. Но при всем том, спросил один из майоров, вполне ли я уверен, что предложения Гесса отклонены? Очевидно, сами они еще сомневались в намерениях Англии и Америки.

За окном по-прежнему стояла белая ночь. В сумерках рисовались силуэты елей на крутых песчаных берегах реки. Комаров было видимо-невидимо. Мы поспали часа два, после чего нас доставили на моторных лодках на некоторое расстояние вверх по реке и затем машиной до аэродрома. В 6 часов утра солнце стояло уже высоко в небе. Мы шли к самолету по колышемой ветром траве и полевым цветам. Это был большой «Дуглас», и в течение трех-четырех часов мы летели, казалось, над сплошным, нескончаемым лесом. Затем в Рыбинске мы пересекли Волгу и, пролетев еще некоторое время над более густонаселенной местностью, достигли пригородов Москвы.

Москва выглядела, как обычно. На улицах толпился народ, в магазинах все еще было полно товаров. По всей видимости, недостатка в продуктах питания не ощущалось: в первый же день я зашел в большой продовольственный магазин на Маросейке и был удивлен широким выбором конфет, пастилы и мармелада. Люди все еще покупали продукты свободно, без карточек. Молодые москвичи в летних костюмах отнюдь не выглядели бедно одетыми. На большинстве девушек были белые блузки, на юношах – белые, желтые или голубые спортивные майки или рубашки на пуговицах и с вышитыми воротниками. Люди жадно читали наклеенные на стенах плакаты, которых, надо сказать, было множество: советский танк, давящий гигантского краба с усами Гитлера; красноармеец, загоняющий штык в горло огромной крысы с лицом Гитлера. «Раздавить фашистскую гадину!» – гласила подпись под этим плакатом. Потом – обращение к женщинам: «Женщины, идите в колхозы, замените ушедших на фронт мужчин!» На многих домах были вывешены полосы «Правды» и «Известий» с полным текстом речи Сталина, и повсюду толпы людей перечитывали ее.

Москва была охвачена настоящей шпиономанией, возможно, что это отчасти объяснялось содержавшимся в речи Сталина предостережением против шпионов и «диверсантов». Казалось, что люди всюду видели шпионов и парашютистов. Ехавшие со мной из Архангельска сержанты английской армии в первый же день пережили очень неприятное приключение. С аэродрома они отправились в Москву на грузовике с багажом миссии. На углу одной из улиц их остановила милиция. Вокруг собралась толпа, удивленная незнакомой английской формой, и кто-то воскликнул: «Парашютисты!», после чего толпа стала волноваться и кричать. В результате сержантов отправили в отделение милиции, откуда их в конце концов вызволил один из сотрудников посольства.

По разным поводам производилась проверка документов, и было совершенно необходимо иметь их в порядке, особенно после полуночи, когда для хождения