Арнольд Гессен - «Любовь к родному пепелищу…» Этюды о Пушкине Страница 28

Запись эта – не выписка из Гейне, а, судя по всему, лично высказанная Пушкиным мысль, возникшая при чтении произведений немецкого мыслителя и поэта…

Подобно Татьяне, посетившей библиотеку Евгения Онегина, мы видим, что в библиотеке Пушкина

Хранили многие страницыОтметку резкую ногтей.

Такая отметка имеется на полях 54-й страницы вышедшей в 1824 году в Брюсселе книги Барри О’Меара «Наполеон в изгнании, или Отклики с острова св. Елены. Рассуждения о важнейших обстоятельствах и моментах его жизни и управления Францией». Пушкин сделал резкую отметку ногтем против строк: «Это всегда была моя главнейшая мысль – человек должен проявить больше всего истинной храбрости и смелости в тех случаях, когда на него обрушивается клевета, и в условиях, когда его постигают несчастья. Это помогает ему избавиться от них». Это были слова Наполеона… Много истинной храбрости и смелости проявил и сам Пушкин, когда на него обрушилась в ноябре 1836 года клевета…

На первом томе басен Лафонтена, парижского издания 1785 года, имеется дарственная надпись на французском языке, сделанная рукою отца, С. Л. Пушкина: «Моей дорогой Олиньке». И дальше неизвестною рукою цитата из Лагарпа: «Не нужно хвалить Лафонтена, его нужно читать, перечитывать и снова перечитывать». И в конце книги, перед переплетом, написано рукою Пушкина, юношеским почерком на французском языке: «13 июля 1817 года, в Михайловском».

На втором томе той же рукою: «Моей дорогой Олиньке», та же цитата из Лагарпа и на обороте титула надпись карандашом на французском языке: «Книга эта принадлежала Ольге Пушкиной, теперь она передана ею Александру Пушкину, чтобы он наслаждался ею в лицее, но, к несчастью, он забыл ее на столе».

В библиотеке сохранился переплетенный цензурный экземпляр третьей и четвертой частей стихотворений Пушкина, вышедших в 1832 и 1835 годах. На них имеются цензорские разрешения и печати. Пренебрегая ими, Пушкин внес в «Сказку о рыбаке и рыбке» две поправки.

В стихе «Пришел невод с золотой рыбкою» поэт зачеркнул слово «золотой» и на поле написал вместо него слово «одною».

Против стиха «Жемчуги окружили шею» он написал на поле карандашом: «огрузили»…

На некоторых книгах имеются иногда надписи шутливые. Например, «Собрание 4291 древних русских пословиц», издания 1770 года, испещрено карандашными отметками и крестиками, из них 47 особо отмечены Пушкиным. И на одной из страниц рукою Пушкина вписана карандашом еще одна пословица: «В кабак далеко, да ходить легко – в церковь близко, да ходить склизко».

Имеется еще на полках пушкинской библиотеки двухтомное сочинение в 786 страниц на французском языке, под сложным и многословным названием: «Физиология вкуса, или Размышления о гастрономии. Теоретическое и историческое сочинение о порядке дня. Издано парижским гастрономом, профессором, членом многих научных обществ. Четвертое издание. Париж. 1834».

Автор этой книги, из которой многие изречения вошли в обиход и сделались поговорками, – Антельм Брилль-Саварин.

Между страницами 18 и 19 вложен листок бумаги, формата книги, на котором чернилами рукою Пушкина написано:

«Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом».

Под этими словами написаны были Пушкиным и зачеркнуты слова: «Не предлагай своему гостю того, что сам…» Дальше идет запись рукою поэта: «Желудок просвещенного человека имеет лучшие качества доброго сердца: чувствительность и благодарность».

И, наконец, запись рукою Пушкина на французском языке: «Точность – вежливость поваров»…

На чистом листе одной из книг мы читаем шутливые стихи, видимо написанные Пушкиным в присутствии Анны Керн, которая поставила под ними справа свои инициалы: «А. К.».

Внизу, слева, она пометила дату: «19 окт. 1828-го года, С-П-г.».

19 октября 1828 года… Это был день, когда Пушкин, впервые после возвращения из ссылки, присутствовал в Петербурге на праздновании лицейской годовщины.

Судя по шутливым строкам и подписи под ними Анны Керн, которой Пушкин посвятил за несколько лет перед тем свое замечательное стихотворение «Я помню чудное мгновенье…», поэт находился в то время в радостном, беззаботном настроении.

Так, в радости и в горе, дома и в пути, книги всегда были друзьями Пушкина. Среди них он всегда принимал у себя в кабинете литературных друзей.

Три сосны[35]

На границеВладений дедовских, на месте том,Где в гору подымается дорога,Изрытая дождями, три сосныСтоят – одна поодаль, две другиеДруг к дружке близко…

Такими видел их Пушкин в 1824 году, когда приехал из южной ссылки в михайловскую, где ему суждено было еще провести «изгнанником два года незаметных».

Сидя на холме лесистом, глядя в озеро, он с грустью вспоминал «иные берега, иные волны» – только что покинутую Одессу, Воронцову…

Через год, в лицейскую годовщину 1825 года, в те дни, когда «роняет лес багряный свой убор», Пушкин писал лицейским товарищам:

Пылай, камин, в моей пустынной келье;А ты, вино, осенней стужи друг,Пролей мне в грудь отрадное похмелье,Минутное забвенье горьких мук.

И вспоминал друзей, которые «на берегах Невы»» его «сегодня именуют». Вспоминал всех, с кем впервые встретился четырнадцать лет тому назад, в первый «день лицея», и спрашивал:

Кто не пришел? Кого меж вами нет?

Прошло одиннадцать лет… В 1835 году Пушкин приехал в Михайловское в предпоследний раз. Все было до боли знакомо, но как все изменилось! Вспомнилось, как встретили его михайловские рощи, когда веселым юношей он впервые оказался под их сенью и «беспечно, жадно приступал лишь только к жизни». И как после четырехлетней южной ссылки он приехал под их сень продолжать свою новую, северную ссылку:

…годыПромчалися, и вы во мне приялиУсталого пришельца; я ещеБыл молод, но уже судьба и страстиМеня борьбой неравной истомили.Я зрел врага в бесстрастном судии,Изменника – в товарище, пожавшемМне руку на пиру, – всяк предо мнойКазался мне изменник или враг.Утрачена в бесплодных испытаньяхБыла моя неопытная младость.И бурные кипели в сердце чувства,И ненависть, и грезы мести бледной.Но здесь меня таинственным щитомСвятое провиденье осенило,Поэзия, как ангел утешитель,Спасла меня, и я воскрес душой.

Этими сохранившимися в черновиках стихами Пушкин хотел закончить свое написанное тогда стихотворение «Вновь я посетил…», но отбросил и закончил широко известным обращением – «Здравствуй; племя младое, незнакомое…».