Арнольд Гессен - «Любовь к родному пепелищу…» Этюды о Пушкине Страница 29

Этими сохранившимися в черновиках стихами Пушкин хотел закончить свое написанное тогда стихотворение «Вновь я посетил…», но отбросил и закончил широко известным обращением – «Здравствуй; племя младое, незнакомое…».

Глубоких размышлений полно было написанное им тогда стихотворение «Вновь я посетил…»:

Уж десять лет ушло с тех пор – и многоПеременилось в жизни для меня,И сам, покорный общему закону,Переменился я…

И жене Пушкин писал: «…делать нечего: все кругом меня говорит, что я старею, иногда даже чистым русским языком. Например, вчера мне встретилась знакомая баба, которой не мог я не сказать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарился да и подурнел…».

Эти лирически выраженные размышления о жизни, о вечной и непрерывной смене бытия, о могучем росте новой жизни Пушкин отразил и в письме к своему близкому другу П. В. Нащокину.

«Мое семейство, – писал он, – умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую…».

Весною 1836 года Пушкин снова приехал в Михайловское. В последний раз. Приехал хоронить мать. В том тревожном и сумрачном настроении, в каком он находился после похорон матери, вдохновение не приходило. В те дни разрешен был к печати первый том «Современника», и Пушкин приглашал своих друзей принять участие в журнале.

Поэту Н. М. Языкову он писал:

«Будьте моим сотрудником непременно. Ваши стихи: вода живая; наши – вода мертвая; мы ею окатили «Современника». Опрысните его Вашими кипучими каплями».

С Пушкиным Языков был в «поэтическом союзе». Дерптский студент, однокашник и товарищ А. Н. Вульфа, сына владелицы Тригорского П. А. Осиповой, Языков часто приезжал в Тригорское и посещал Пушкина. Он был его почитателем и посвятил ему не одно стихотворение.

Получив как-то от Осиповой цветы, Языков писал ей:

И часто вижу я во сне:И три горы, и дом красивый,И светлой Сороти извивы…………………………………И те отлогости, те нивы,Из-за которых вдалеке,На вороном аргамаке,Заморской шляпою покрытый,Спеша в Тригорское, один —Вольтер и Гёте и Расин —Являлся Пушкин знаменитый…

Семь стихотворений посвятил Языков своему пребыванию в Тригорском и Михайловском, и в одном из них – «Тригорское», обращенном к Осиповой, писал, вспоминая грозовую ночь на берегу Сороти:

Уже не мирно и темноРеки течение ночное;Широко зыблются на немТеней раскидистые чащи.Как парус, в воздухе дрожащий,Почти упущенный пловцом,Когда внезапно буря встанет,Покатит шумные струи,Рванет крыло его ладьиИ над пучиною растянет.Тьма потопила небеса;Пустился дождь; гроза волнует,Взрывает воды и леса,Гремит, и блещет, и бушует.Мгновенья дивные!..

Вот в такую сверкавшую зубчатыми молниеносными извивами грозовую летнюю ночь налетевшая буря сразила 5 июля 1895 года последнюю из трех воспетых Пушкиным сосен.

Поверженную сосну обнаружили на другой день. Ранним утром ее бережно подняли и перенесли в Михайловское. Здесь жил тогда младший сын Пушкина, шестидесятилетний Григорий Александрович. Он распилил ее на куски и раздал эти драгоценнейшие реликвии родным, друзьям и знакомым… В Михайловском и Тригорском царило в тот вечер грустное настроение: ушел еще один живой свидетель вдохновения и поэтического творчества Пушкина.

В 1899 году Михайловское было передано Академии наук, Григорий Александрович переехал в небольшое имение своей жены, Маркучей, на окраине Вильнюса. Сюда он привез с собой и бережно хранившийся им кусок ствола последней поверженной пушкинской сосны.

Здесь, в большом доме, где жили Пушкины, сегодня музей имени поэта. Вблизи дома, рядом с могилою жены, могила Г. А. Пушкина, скончавшегося 15 августа 1905 года.

Кусок от сосны, переданный Григорием Александровичем старшему брату, Александру Александровичу, хранится сегодня в семье проживающего в Брюсселе правнука поэта, Александра Николаевича Пушкина, директора издательства спортивной газеты. Он родился в Туле, был увезен в годы империалистической войны из занятого белогвардейцами Крыма в Турцию, оттуда попал в Югославию и с 1923 года проживает в Бельгии.

Хранящийся у него кусок сосны вправлен в две серебряные пластинки. На одной из них выгравированы строки пушкинского стихотворения:

На границеВладений дедовских, на месте том,Где в гору подымается дорога,Изрытая дождями, три сосныСтоят – одна поодаль, две другиеДруг к дружке близко…

На другой пластинке – надпись:

«Часть последней сосны, сломанной бурей 5 июля 1895 года. Село Михайловское…».

На месте трех погибших сосен выросли три новые сосны – их посадили потомки тригорских крестьян.

Уже не одно поколение нового века встречают они своим приветным шумом. И всякий раз чудится нам поэт, проезжающий мимо них верхом, при свете лунном, и его обращение к нам, «племени младому, незнакомому»:

…Но пусть мой внукУслышит ваш приветный шум, когдаС приятельской беседыВозвращаясь,Веселых и приятных мыслей полон,Пройдет он мимо васво мраке ночиИ обо мне вспомянет.

Часть вторая. «Россыпь» этюдов о Пушкине

Утро жизни[36]

Края Москвы, края родные,Где на заре цветущих летЧасы беспечности я тратил золотыеНе зная горестей и бед…

Маленький Александр Пушкин гулял с нянею, Ульяною Яковлевой, по набережной Невы. Из Летнего сада, уже одетого в багряные одежды поздней осени, неожиданно вышел и направился им навстречу небольшого роста офицер, в мундире, ботфортах и треуголке. У него был странный вид: широкий вздернутый нос на невыразительном лице, строгий, ищущий взгляд, стремительные движения. Его маленькая фигурка, казалось, тонула в огромных ботфортах с широкими отворотами, но повадка была повелительная.

Быстрым военным шагом он приблизился к годовалому Пушкину, строгим взглядом окинул крепостную няню и, тыча пальцем в голову ребенка, крикнул:

– Сними картуз!