Бернард Барух - От биржевого игрока с Уолл-стрит до влиятельного политического деятеля. Биография крупного американского финансиста, серого кардинала Белого дома Страница 29

В то время «Америкэн шугар рефайнинг» контролировала три четверти производства сахара в Соединенных Штатах. Прибыль компании составляла 25 миллионов долларов, и она всегда выплачивала прекрасные дивиденды. Однако будущее компании было скрыто в тумане неопределённости.

Компания, или, как её коротко называли, «сахарный трест», втянулась в торговую войну против «Арбукле бразерс», торгующей кофе. Оба противника старались вторгнуться в поле деятельности врага.

Другой проблемой оказалась угроза расследования в конгрессе. Сахар-сырец в то время импортировался с пошлиной, соответствующей его стоимости. Ходили слухи о том, что в компании занижали стоимость закупок. В конце концов расследование было проведено. Как оказалось, обвинения имели под собой почву, и сахарную компанию обязали доплатить от 2 до 3 миллионов долларов за недоплаченную ранее пошлину.

Однако ко времени, когда я приобрёл акции, главный вопрос заключался в окончательном тарифе. Многие фермеры испытывали инстинктивную вражду к трестам, что использовали в своей агитации популисты. Через палату представителей был проведён закон о понижении тарифов на сахар. Поскольку это сделало наши сахарные компании уязвимыми перед иностранцами, их ценные бумаги резко обрушились.

Судя по дебатам в сенате, я пришёл к заключению, что сенат будет продолжать ту же политику в области тарифов, так как сельскохозяйственный Запад считал, что такие тарифы были на руку нашим фермерам, занимавшимся выращиванием сахара. Это было главным аргументом их представителей в Вашингтоне, и в конце концов данная точка зрения победила. Когда по вновь принятому закону тарифные ставки остались в основном прежними, стоимость акций «Америкэн шугар рефайнинг» резко устремилась вверх и к началу сентября достигла 159 долларов за акцию.

Я продолжил азартные игры с вырученной прибылью, то есть, по мере того как стоимость акций шла вверх, я продолжал вкладывать прибыль в их покупку. Когда я продал акции, оказалось, что моя общая прибыль составила 60 тысяч долларов, что делало меня в собственных глазах крёзом.

Первое, что я сделал, был звонок Анни Гриффен. Я сообщил ей, что мы наконец можем пожениться. Сначала она не могла мне поверить и повторяла:

– Ты потеряешь всё так же быстро, как получил.

Я заверил свою невесту:

– На этот раз я сохраню деньги.

Я сказал, что этим же вечером поговорю с её отцом.

Мистер Гриффен принял меня очень любезно, но был не менее твёрд в своём отказе, чем прежде. По его словам, я был самым приятным молодым человеком, который когда-либо входил в его дом. Но у меня была своя религия, а у Анни – своя. Он продолжал настаивать, что это различие является слишком большой угрозой для счастливого брака. Я рассказал обо всём Анни, но это не повлияло на её решение выйти за меня замуж. Мы назначили свадьбу на 20 октября 1897 г.

Едва получив свой заработок за акции сахарной компании, я решил купить себе место на фондовой бирже. Оно стоило 19 тысяч долларов. Помню, как я рассказал об этом матери и как она радовалась за меня и повторяла:

– Да, ты должен идти дальше.

В тот вечер мы с мамой играли в солитёр[47]. По нашей старой традиции я играл, а мама раздавала карты. Мы почти закончили играть, когда зашёл Гарти. Уже минула полночь. У Гарти состоялся долгий разговор с мисс Нетерсоль по поводу продления его контракта. Разговор был очень тяжёлым. В качестве выхода из положения я предложил Гарти своё место на бирже в компании, название которой я ещё не придумал, если его устроит этот вариант. Гарти принял предложение и закончил тем самым карьеру актёра.

Пока не отправился в кровать, я не понимал, что совершил. Если бы я в тот момент вынул своё сердце и положил его на стол, то, наверное, заметил бы, как сильно оно трепетало. Проворочавшись без сна почти всю ночь, я понял, что остаётся только одно – купить для себя ещё одно место.

Нас с Анни поженил в её доме преподобный доктор Ричард Ван Хорн, родственник мистера Гриффена. Небольшого роста, с густой седой бородой, доктор Ван Хорн имел типичную внешность священника. Перед началом церемонии он заявил мне, что собирался убрать из протестантского обряда некоторые ссылки на Отца, Сына и Святого Духа. Я поблагодарил его за любезность и попытку следовать нормам и моей веры, но заверил, что он может следовать ритуалу, не внося туда никаких изменений.

В медовый месяц мы совершили поездку в Вашингтон, а затем на пароходе отправились в «Олд-Пойнт комфорт» в Чесапик-Бэй. Я никогда не был хорошим моряком и страдал от морской болезни. Потом мы съездили на Юг, в Кемден, где я родился.

Вернувшись в Нью-Йорк, мы некоторое время жили у моих родителей, у которых к тому времени уже был свой дом номер 51 на Западной 70-й улице. Затем мы сняли небольшую квартиру на Вест-Энд-авеню, не больше пятнадцати футов шириной. В августе 1899 г. в летнем доме отца в Нью-Джерси родилась наша первая дочь Белль. Отец сам принимал роды.

Первым нашим домом было просторное четырёхэтажное здание по адресу дом номер 351 на Западной 86-й улице, где родился Бернард-младший. Наш дом находился на конечной остановке трамвая, и один из водителей, Питер Минног, стал другом нашей семьи. В зимние дни его всегда ждала у нас чашка горячего кофе. Каждый год 17 марта, в день рождения Бернарда, Питер надевал свой лучший костюм и приходил к нам в гости, где вручал моему сыну очередное золотое украшение.

Из того дома мы переехали в другое просторное кирпичное здание, в дом номер 6 на Западной 52-й улице, а потом – к 5-й авеню, на угол с 8-й улицей.

Помню, что все те годы моя жена дожидалась меня, а я всегда старался сделать ей какой-нибудь сюрприз и покупал разнообразные подарки. Однажды я принёс ей очень дорогое кольцо.

– Не дари мне ничего больше, – сказала она тогда, – у меня есть всё, что мне нужно.

Мне очень понравились эти слова.

Мистер Гриффен до последнего был не согласен с нашим браком и даже не присутствовал на нашей свадьбе. Но со временем и он изменил своё мнение. Мне было очень приятно услышать от него, что он ошибался, когда думал, что наш брак станет неудачным из-за разности в религии.

Наверное, одной из причин, почему наш брак оказался счастливым, было то, что мы верили друг другу. Несколько лет подряд после нашей женитьбы жена сопровождала меня по вечерам в пятницу на службу в синагогу. Я всегда соблюдал еврейские праздничные дни. Моя жена ходила на службы в свою церковь.

Мы решили, что две наши дочери, Белль, родившаяся в 1899 г., и Рени, которая родилась в 1905 г., крестятся и примут веру своей матери. Что касается сына, то мы решили предоставить ему самому право выбора, когда он вырастет.