Иван Спирин - Записки военного летчика Страница 29

Когда он дошел до сметаны, я не вытерпел:

- Хорошо, но одного супа мало. Тут, говорят, недалеко за торосами водятся замечательные куропатки. Ты б пошел, пострелял на второе…

Петенин озадаченно взглянул на меня и отвернулся. Затем мы оба расхохотались и принялись со вздохом изучать наши концентратные возможности. Это были все те же «борщи украинские», «щи», и «рагу», втиснутые в бумажные пакетики, коробочки и тюбики. Вдруг нам попался пакетик, без этикетки. Мы встряхнули его. Там был неизвестный нам порошок розового цвета.

- Придется пойти к Папанину, - сказал заметно заинтересованный Петенин.

Но, легкий на помине, Папанин явился сам. Он как раз совершал свой обычный обход лагеря, осматривая, не найдется ли на самолетах чего-нибудь, что могло бы ему пригодиться после нашего отлета. Мы кинулись к нему с нашей находкой.

- Иван Дмитриевич, что это за зелье такое? - начал Петенин.

- Сам ты зелье, - обиделся Папанин. - Это, куриный порошок, замечательная штука. Его приготовили в Институте питания по моему специальному заданию. Из такого пакетика можно сделать…

Дорвавшись до любимой темы, Папанин начал вдохновенно вычислять, сколько калорий и настоящих живых кур заменит этот пакетик и какие замечательные кушанья можно из него состряпать. Например, куриные котлеты… Куриные котлеты? Мы загорелись. [107]

- Вот это да! - закричал Петенин. - Это вам не борщ украинский. Всех перекроем!

И, наспех расспросив Папанина о способе приготовления этого впервые обнаруженного на полюсе деликатеса, мы бодро принялись за дело.

Ответственный процесс смешения порошка с водой взял на себя Петенин. Он священнодействовал при этом с таким видом, как будто ожидал из этой смеси по крайней мере сплава золота с серебром. Разделку фарша он доверил мне. Я благополучно справился с этой сложной задачей, и вскоре плоды нашего, творчества, весело шипели на огромной сковородке в виде аппетитных куриных котлет.

Но любоваться этим зрелищем пришлось недолго. Наши котлеты повели себя крайне таинственно. Они вдруг разбухли, расползлись, и, слившись воедино, превратились в странную жидкую кашу. Мы в ужасе смотрели на это превращение.

- Тут что-то не так, - наконец очнулся я и испытующе посмотрел на явно растерявшегося Петенина.

Он молчал, глубокомысленно ковыряя ножом содержимое сковороды.

- Ну, что там? - прервал я его молчаливое занятие. - Забыл чего-нибудь положить?

- Сухари, - мрачно буркнул он в ответ. - Я забыл про сухари.

Сухарей у нас не было. Пришлось натолочь их из галет. Мы уселись друг против друга и принялись очень усердно колотить молотком по галетам, проклиная про себя ту несчастную минуту, когда нам взбрело на ум связаться с злополучными котлетами.

Наконец сухари были готовы. Теперь обнаружилось, что ни я, ни Петенин не знали, что, собственно, надлежит с ними делать. Мы рассудили, что правильней всего будет высыпать их в остатки погибших котлет. Расчет оказался верным: мясная каша загустела, но… новые котлеты развалились на сковородке еще быстрее прежних.

Дело принимало угрожающий оборот. Время обеда приближалось, а мы беспомощно созерцали бешено клокотавшее котлетное месиво, кляня капризы кулинарного искусства. [108]

За этим занятием застал нас «сам» Бабушкин, прославившийся в экспедиции как единственный достойный конкурент Папанина по части кухонных дел. Он брезгливо заглянул в сковородку и, выдержав томительную паузу, уничтожающе произнес:

- Учиться надо, молодые люди. Котлеты надо раньше обвалять в сухарях, а потом уже и жарить…

И удалился с важным видом, не произнеся больше ни одного слова.

Мы снова, в третий раз, принялись за уже ненавистные нам котлеты. На этот раз мы погрузили их на сковородку с твердым намерением вышвырнуть вон в случае неудачи. Но «старик» Бабушкин оказался прав. Критический срок истек, а котлеты прочно держались на сковородке, аккуратные и массивные, словно выпиленные из дерева.

Мы были спасены и, облегченно вздохнув, с наслаждением закурили поодаль от примуса.

Вдруг мой подручный застыл с недотянутой до рта папиросой, затем отчаянно выругался и опрометью кинулся к примусу. Злосчастные котлеты не жарились. Примус потух.

В нем выгорел весь бензин.

Мы быстро налили примус до краев и накачали так, что чуть не вывернули шомпол. Теперь остывшие было котлеты начали отчаянно дымиться и трещать, грозя превратиться на наших глазах в уголь. Я кинулся убавить огонь, сняв сковородку и поставив ее рядом с примусом. Повернул краник и… едва успел отпрянуть в сторону: из переполненного резервуара фонтаном брызнул бензин и окатил все котлеты.

- Ну вот, - произнес страшным голосом Петенин.

Я только махнул рукой…

Наступил обед. В «кают-компанин» (так называли мы пассажирскую кабину самолета, игравшую роль столовой) на двух тесинах, положенных на перевернутые ящики, был «сервирован» обеденный стол. Проголодавшийся Шмидт, Водопьянов и остальные жители самолета «Н - 170» с шумом заняли свои места и принялись за икру, консервы, рыбу. Ели быстро. Страшный момент приближался. Надо было решать: подавать ли котлеты с бензином. Пока все ели, мы не переставали спорить и совещаться на «кухне». [109]

- Да что вы волнуетесь? Не понимаю, - убеждал меня злодейским шопотом Петенин. - Водопьянов как-то целую кружку чистого бензина выпил, и то ничего. Бензин - вещь безвредная…

- Эй, повара! - прервали нас крики из «столовой». - Темпы! Не видим обеда!

Петенин махнул на меня рукой, схватил сковородку и с невозмутимым видом понес к столу. Появление котлет вызвало бурю восторга. Все вскочили с мест, разразились удивленными возгласами одобрения. Мы с Петениным скромна уселись у края стола, стараясь не гляцеть друг на друга, готовые к близкому скандалу.

Наконец Отто Юльевич первый взял большую землистого цвета котлетину. Он надкусил ее, пожевал с задумчивым видом и, галантно кланяясь в нашу сторону, воскликнул:

- Браво, совсем как в лучших ресторанах!

Вслед за ним за котлетами потянулись и остальные. Я ровно ничего не понимал. Чорт знает что! Я еще никогда не видел, чтобы еда исчезала с такой быстротой. Находящиеся в кают-компании расхватывали котлеты и поглощали их с наслаждением.

- Отчего ты не ешь? - обратился вдруг ко мне Водопьянов, заметив, мое странное поведение.

- Спасибо, что-то не хочется, - невнятно пробормотал я и, быстро отвернувшись, оживленно заговорил с соседом.

Но Михаил Васильевич не унимался и продолжал кричать через весь стол:

- Ты это благородство брось, а то ведь все съедим!