Ги Бретон - Когда любовь была «санкюлотом» Страница 29

Это был какой-то бедняк…

Введенный в комнату субреткой, он замер на пороге. Этот бравый немец вряд ли мог себе представить подобный способ выбирать короля… Несколько долгих мгновений он молча наблюдал за удивительным спектаклем, а потом вдруг пришел в невероятную ярость. Потрясая своей палкой, он обрушил на баронов и маркиз все самые грубые ругательства, которыми обогатился за долгие века немецкий язык. Четверо дворян, ожидавших, пока освободится госпожа де Лаж, кинулись к дерзкому бедняку, чтобы выкинуть его вон. Но он оглушил их всех своей дубинкой, и они замертво упали на пол. Крики женщин предупредили слуг, и те сбежались со всего дома.

Но, прежде чем его выкинули из салона, немец успел несколько раз ударить по ягодицам госпожи де Лаж, которая пришла в безумную ярость.

— Избейте его и выкиньте вон! — закричала она.

Слуги повиновались, и смертельно избитый нищий очнулся только на улице, где его жалкий вид вызвал расспросы прохожих. Несчастный рассказал все, что он увидел в доме госпожи де Лаж, и то, как там с ним обошлись в день святой Епифании.

Весь Кобленц узнал об этом приключении, и презрение, которое немцы питали к французам, еще больше усилилось. Становилось понятно, почему королевство лилий сотрясали такие бури…

Скандал разразился ужасный, и это очень раздосадовало графа Прованского, который как раз в этот момент пытался добиться помощи для армии Конде.

«Грязь забрызгала всех французов, — пишет один из современников, — история с госпожой де Лаж поставила под сомнение дело всей эмиграции. Для многих пруссаков брат короля стал покровителем толпы развратников. Многие европейские монархи, в душе довольные тем, что Франция ослаблена революцией, воспользовались этой историей как предлогом, чтобы оставить защитников королевства без денег».

Госпожа де Бальби, крайне раздосадованная разрушительными последствиями оргии у госпожи де Лаж, лихорадочно искала способ поправить дело. Нужно было немедленно найти могущественного и богатого монарха, который согласился бы финансировать эмиграцию. Фаворитка подумала о Екатерине Великой, посланник которой, граф Романов, как раз приехал в Коблиц.

Придумав этот план, она пригласила к себе русского дипломата, была очаровательна, соблазнила его и подарила ему несколько смелых ласк. В тот же вечер он понял, что без ума от нее. На следующий день он кинулся к ее ногам. Она подняла его, уложила в свою постель и стала его любовницей.

Через несколько недель он стал рабом этого дьявола в юбке и добился от Екатерины полной поддержки для эмиграции…

То, что разрушила одна женщина, восстановила другая.

Таким образом было еще раз убедительно доказано что самая сокровенная часть женского тела, подобно языку Эзопа, способна и на самые прекрасные деяния и на самые злые…

ФЕРЗЕН ПРОВОДИТ НОЧЬ В ТЮИЛЬРИ

Бывают поистине прекрасные ночи.

В тот момент, когда госпожа де Бальби одним движением бедра сделала Россию союзницей эмиграции, другая женщина готовилась направить в новое русло ход революции, превратив ее из национального восстания в общеевропейский конфликт…

Этой женщиной была Теруань де Мерикур, не растерявшая своих качеств «жандарма в юбке».

В мае 1790 года она внезапно покинула Францию и вернулась в свою родную деревню Маркур, где занялась бурной революционной пропагандой.

Ее деятельность сочли нежелательной на территории империи, и в феврале 1791 года она оказалась в карцере крепости Куфштейн, на границе между Тиролем и Баварией, с запрещением писать во Францию.

В октябре Леопольд II, прослышавший о ее любовных похождениях, согласился принять Теруань. Она так горячо и умело защищала свои принципы, что монарх отнесся к ней весьма милостиво.

— Мадам, я возвращаю вам свободу. Передайте от моего имени парижанам, что короли сохранили достаточно могущества, чтобы исправлять вред, нанесенный народным безумием. Скажите им, что, если они не захотят прислушаться к голосу разума, русская императрица, король Пруссии и я, Мы заставим их подчинить помощью пушек. Пусть опасаются нашего мщения потому, что кара будет столь ужасна, что даже грядущие поколения испугаются.

Это были неосторожные слова, и бывшая куртизанка воспользуется ими, чтобы еще больше возбудить французский народ.

24 ноября Теруань покинула Куфштейн и в начал января была уже в Париже. Она сразу же отправилась к якобинцам и произнесла пламенную речь, направленную против австрийского императора, в которой пересказала все его угрозы.

— Единственное средство защитить нашу свободу, — воскликнула она в заключение, — это начать войну! Войну со всеми тиранами! Войну со всеми королями, со всей Европой!

Присутствующие стоя приветствовали Теруань а председательствовавший Лантена посадил ее справа от себя.

— Вы только что слышали речь одной из первых амазонок свободы! Лучшая среди женщин, она заслуживает нашего уважения!..

Опьянев от радости, Теруань с закрытыми глазами слушала овации.

Вечером она продемонстрировала свою благодарность нескольким якобинцам, сообразившим, какую пользу они могут извлечь из восторга куртизанки…

Встреча состоялась в маленькой комнатке, не слишком приспособленной для такого рода свиданий. Всю ночь эти достойные граждане исполняли весьма сложные «упражнения», больше похожие на пирамиду гимнастов, чем на любовные «игры»…

На следующее утро все якобинцы узнали детали этой бурной ночи, почувствовав, что готовы поддерживать прекрасную гражданку, умеющую так хорошо выражать свою благодарность.

Несколько недель спустя австрийский император, договорившись с королями Пруссии, Пьемонта и Испании, собрал войска вдоль Рейна. Невероятно возбужденная Теруань подтолкнула врага Робеспьера Бриссо ввергнуть Францию в войну.

В этот момент Ферзен смог наконец покинуть Брюсель и отправиться к Марии-Антуанетте.

Он беспрепятственно перешел границу 10 февраля 1792 года. Одетый в гражданское платье, в длинном парике, имея при себе бумагу, удостоверяющую, что он является министром королевы Португалии, Ферзен остановился 11 февраля в Пероне, где у него сломалась карета. Боясь быть узнанным, он прятался в трактире. 12 февраля он был уже в Гурне, а 13-го въехал в Париж…

Ферзен был чрезвычайно взволнован, вернувшись в город, который он покинул вечером знаменитого дня 20 июня в обличье кучера. Оставив своего адъютанта Ретерсварда в гостинице, швед поспешил в Тюильри и под видом слуги проник во дворец.

В восемь часов, после всех событий, волнений и страданий, он увидел наконец Марию-Антуанетту. Он был потрясен тем, как изменилась королева. Прошедшие восемь месяцев превратили ее в старуху. Ее близорукие глаза как будто выцвели, возле рта залегли горькие складки, волосы поседели [64].