Сборник - Конфуций: биография, цитаты, афоризмы Страница 3

Вся эта надпись состояла из изречений древнейших китайских мудрецов и заключала в себе главнейшие правила господствовавшей в народе морали тех времен.

Прочтя громко эти правила, Конфуций сказал окружающим его:

– Я смотрю на эти правила как на перечень всего, что только можно сказать полезного… Я убежден, что с умением применить эти правила к делу можно быть близким к совершенству. Постараюсь воспользоваться ими и вам всем то же советую!

Из Храма света Конфуций направился в другие храмы, где богдыханы воздавали почести своим предкам. Мандарины, на обязанности которых лежали присмотр и забота об этих покоях, приняли его с величайшим почетом и усадили на возвышенное место. Во время беседы Конфуций поражал их своими знаниями. Тем не менее он и здесь не упустил случая ближе ознакомиться с обычаями и церемониями, принятыми в Чжоу, чтобы узнать, насколько они расходились с древними постановлениями. Он расспрашивал так подробно и входил в такие мелочи, что один из присутствующих заметил:

– Как же это? О нем говорили, что он все знает, а он между тем обо всем расспрашивает…

Услышав эти слова, Конфуций сказал:

– Вот в этом-то и заключаются церемонии.

Как мы увидим далее, Конфуций придавал (и не без основания) большое значение церемониям. Знакомясь и внимательно изучая обычаи и церемонии Чжоу, Конфуций, кроме того, занимался изучением музыки под руководством своего хозяина.

Так прожил он в Чжоу два года.

Глава IV

Возвращение в княжество Ци и затем в Лу. – Беседы с учениками. – Исправление священных книг. – Конфуций начинает исторический труд «Чунь цю» и др.

После двухгодичного пребывания в Чжоу Конфуций, увидев и изучив все, что ему хотелось, решил вернуться в княжество Ци. Рассказывают, что когда он, спустя некоторое время после возвращения, явился во дворец к князю, у последнего был концерт, во время которого исполнялось музыкальное произведение, созданное богдыханом Шунем за 1730 лет до Р. X. Это произведение называлось «Шао юэ», или музыка, рассеивающая мрачные мысли и укрепляющая сердца в любви к долгу. Эта музыка произвела такое сильное впечатление на философа, что он в продолжение трех месяцев не мог думать ни о чем другом, и самые изысканные блюда потеряли для него всю привлекательность. В княжестве Ци Конфуций на этот раз пробыл недолго. Видя, что юный князь по ветрености и легкомыслию не в состоянии понять и усвоить его учение, философ вернулся на родину в княжество Лу, оставив в Ци для распространения своего учения нескольких учеников. В Лу в это время господствовали смуты, князь Лу был изгнан, и управлением овладели, образовав олигархию, несколько знатных фамилий. В Лу Конфуций прожил пятнадцать лет без всякой должности, как говорит Легг. У Потье, напротив, говорится, что Конфуцию была дана второстепенная ничтожная должность, от которой ученики советовали ему отказаться.

– Ни за что, – отвечал им Конфуций, – отказ мой приняли бы за гордость. Указывая другим на путь добродетели, мы первые должны идти по нему. Только тогда у нас могут быть последователи!

Все время жизни в Лу Конфуций посвятил распространению своего учения. Способ его преподавания был перипатетический – он поучал и словом, и делом, пользуясь каждым случаем. Мы приведем из этих бесед наиболее интересные.

Еще будучи в Чжоу, однажды ученики застали его внимательно смотрящим на течение реки.

– Учитель, – сказал один из них, по имени Ци Кун, – полезно ли созерцание текущей реки? Вещь, кажется, самая обыкновенная.

– Вы верно говорите, – отвечал Конфуций, – течение реки по ее естественному или руками вырытому руслу – вещь самая обыкновенная, известная всем и каждому… Но вот чего никто не знает, и это не совсем обыкновенно: соотношение и сравнение реки с учением. Это самое сравнение и занимает меня… Воды, думал я, текут безостановочно, днем и ночью, текут до самого устья реки и там впадают в море. Учение Яо и Шуня текло таким же образом до нашего времени; мы в свою очередь, как живые волны, понесем его вдаль, передадим последующим поколениям и так до скончания веков. Не будем же подражать тем одиночным мудрецам, которые мудры сами для себя, не делясь своею мудростью с другими…

В поучении Конфуций высказал свой взгляд на свое учение и вместе с тем дал несколько запоздалый ответ на слова Лао-цзы относительно того, каков должен быть мудрец.

Другой случай, когда Конфуций имел случай высказать свой взгляд на правление и на один из его главных моральных принципов – умеренность, умение придерживать во всем средины и избегать крайностей, представился ему в тронном зале дворца богдыхана. В зале подле трона стояло ведро, сплетенное из камыша и хорошо осмоленное, для подъема воды из колодца. Философ спросил одного из присутствовавших мандаринов:

– Зачем поставлено здесь это ведро?

Мандарин не знал, что ответить, и пробормотал какой-то вздор. Тогда Конфуций попросил другого зачерпнуть воды из колодца. Тот осторожно и тихо опустил его в колодец, но легкое ведро плавало на поверхности воды, и мандарин не мог зачерпнуть в него ни капли. Конфуций все-таки просил зачерпнуть воды.

– Если не удалось достать воды таким образом, – сказал он, – надобно черпать иначе как-нибудь!

Другой мандарин взял ведро и бросил его в колодец со всего размаху; ведро, переполнившись водою, погрузилось на дно.

– И это нехорошо! – сказал Конфуций. – Придется зачерпнуть воды самому…

Взяв ведро, он опустил его, осторожно покачивая, ни быстро, ни тихо в колодец, и ведро наполнилось настолько, что его без труда можно было вытянуть из глубины. Тогда, обращаясь ко всем окружающим, Конфуций сказал:

– Вот вам верное изображение хорошего правления и искусства уметь держаться разумной середины. Излишняя слабость или излишняя суровость вредны – надобно уметь соединять силу с умеренностью. В древние времена этот опыт применялся при восшествии на престол нового правителя – древние законодатели предписали постоянно держать пустое ведро возле трона для того, чтобы правители всегда помнили моральный вывод из этого простого физического явления!

Будучи уже на родине, Конфуций, раз гуляя с своими учениками в окрестностях города, увидел птицелова, прилежно занятого своим делом. Подойдя к нему и заглянув в клетки, Конфуций заметил, что в них находятся только молодые птицы.

– Где же старые? – спросил он у птицелова.

– Старые хитры и недоверчивы, – отвечал птицелов. – Прежде чем приблизиться к приманке, они сначала все исследуют, и если откроют что-либо опасное, то не только не идут сами на приманку, но даже уводят с собой молодых. В сети большею частью попадаются молодые птицы, отделившиеся от старых и только случайно старые, последовавшие примеру молодых!

– Слышали? – сказал философ, обратившись к ученикам. – Слова птицелова нам нравоучение. Я ограничусь немногими пояснениями: молодые птички увертываются от силков, когда они летают вместе со старыми, но старые попадаются, когда летают за молодыми. Не то же ли бывает и с людьми?! Высокомерие, задирчивость, неопытность, неосмотрительность – вот главные источники ошибок молодости. Надутые своими ничтожными достоинствами, нахватавшиеся верхушек знания, молодые люди считают себя всезнающими; они считают себя героями мудрости и добродетели, лишь только им удастся совершить самое обыкновенное дело. Им неведомы ни сомнение, ни нерешительность, ими руководит не совет опытных и мудрых людей, а слепое и безумное увлечение; они идут ложным путем, заблуждаются и попадают в первую же расставленную ловушку! А также разве между людьми старыми или зрелыми не встречаются лица, увлекающиеся малейшим проблеском дарования в молодых людях и вполне вверяющиеся им, думающие и говорящие, как они, и вместе с ними заблуждающиеся? Не забывайте же никогда, что вы слышали!

Ограничимся этими примерами метода, применявшегося Конфуцием в его преподавании, и перейдем к дальнейшему повествованию о его жизни.

Все время своей жизни в Лу Конфуций не прекращал ученых занятий. Вставая рано и ложась очень поздно, он посвящал отдыху всего два часа в течение дня.

В это время Конфуций приступил к пересмотру древних священных книг и новой их редакции, исправляя, поясняя, а также сокращая многое из них, что было уже не согласно с духом времени или с господствовавшими тогда понятиями. Особенное внимание Конфуций обратил на «Книгу перемен» («И цзин») великого Фуси. Вместе с «И цзин» он занимался обработкой другого древнего сочинения китайцев, «Ши цзин», древней истории Китая, содержащей в себе события с 2365 г. до Р. X. Это сочинение было составлено из дворцовых записок, написанных в свое время придворными историографами. Конфуций, желая сделать это сочинение основанием законодательства, исключил из него все несообразное со здравым смыслом и, сократив ее до пятидесяти глав, начал летоисчисление в истории с государя Яо. Тогда же он стал писать свое историческое сочинение, известное под названием «Весна и осень» («Чунь цю»), исторические записки княжества Лу, содержащие историю династии Чжоу, смут и междоусобиц, потрясавших это княжество при династии Чжоу. Не оставил Конфуций без внимания и книгу стихов «Ши цзин». Эти стихи были писаны частью при династии Шан за 1700 лет до Р. X., большею же частью при династии Чжоу, когда Китай разделился на множество удельных княжеств. Удельные князья обязаны были собирать народные песни и представлять их главе государства, который судил по ним о нравах и правлении в уделах. Другие стихотворения слагались для пения в торжественных случаях при дворах богдыхана и удельных князей, при жертвоприношениях и т. д. Всех стихов было до 3000. Конфуций сократил их до 311 и также вложил в основу своего учения. Конфуцию приписывается также составление гадательной книги «И цзин», прабабушки нашего Мартына Задеки, книги, написанной очень темным и невозможным языком, а также, как мы уже говорили, книги о музыке.