Лев Горфункель - Серая мышка, которая всего боялась Страница 3

После смерти мужа бабушка с дочкой переехала к своим родителям, которые считали, что она уже больше замуж не выйдет, ведь ее умерший муж был еврей, да еще с ребенком. Но они ошиблись: за бабушкой стал ухаживать самый видный «парень на деревне» – учитель Алексей Орлов, очень уважаемый в городе человек, мечта многих девушек, надежда и опора своих родителей. Так что, когда он пришел свататься, мама бабушки требовала от нее немедленного согласия, а папа бабушки – уже знакомый нам дед Василий – на согласии не настаивал в первую очередь потому, что он все еще помнил умершего бабушкиного мужа, которого, как я уже сказал, он очень уважал. Кстати, дед Василий тоже был бухгалтером высочайшего класса и вообще очень хорошим, добрым человеком. Мама очень любила этого своего дедушку, и, когда он заболел и уже лежал и не мог говорить (у него был рак горла), мама – ей было три или четыре года – оказалась единственной в семье, кто каким-то чудом мог догадываться, что ему надо, и поэтому все время была около него. Когда его хоронили, мама очень сильно плакала, няня долго держала ее на руках. Сама мама вспоминает эти события как первое серьезное испытание в жизни.

Другим серьезным испытанием детства мама считает историю с коровой. Было начало тридцатых годов, время расцвета коммунистического способа ведения сельского хозяйства – кулаков раскулачить, всех коров отобрать и отдать в колхозы для эффективного управления. Первую часть выполнили успешно, а потом коровы в колхозах закончились, остались только в личных хозяйствах, у тех, кто не надеялся на колхозы. А есть хотелось всем. Поэтому коммунистическая партия в лучших своих традициях решила оставшихся коров опять поделить поровну, при этом геройски начать с себя. Было принято постановление, что в хозяйстве члена партии не должно было быть больше одной коровы. То есть такая простая математика – в семье может быть два: либо две коровы, но тогда ни одного члена партии, либо один член партии и одна корова. Уж и не знаю, что было в семьях с двумя членами партии, надеюсь, от них не потребовали производить молоко самостоятельно. В маминой семье коровы вообще не было, но зато был член партии – ее новый папа. И жили они с мамой бабушки – тогда уже вдовой деда Василия Анной Павловной. А у нее была корова. И у родителей маминого нового отца, коммуниста, тоже была корова. Родители жили отдельно, но коровы считались общими для семей родственников. Поэтому дедушка, член партии, должен был отдать одну корову, и, как настоящий коммунист, он считал, что надо отдать корову из той семьи, где живет он сам. В то время корова давала, наверное, половину всего витаминного рациона, и лишиться ее – значит существенно снизить свой и без того низкий уровень жизни. Услышав об этом, Анна Павловна пришла в ярость. Она ни в какую не хотела отдавать корову, устраивала скандалы, плакала и рвала на себе волосы, пытаясь таким образом повлиять на свою дочь, чтобы та, в свою очередь, угомонила своего мужа-коммуниста. Еще недавно настаивавшая на их женитьбе, теперешняя Анна Павловна ежедневно разражалась истериками и причитаниями, среди которых неизменно присутствовало «мы врага пустили в свою семью». Все это продолжалось довольно долгое время и осталось в маминой памяти очень тяжелым воспоминанием. Внесла Анна Павловна свою лепту. Видимо, были у деда Василия основания…

Кроме испытаний, начавшихся в раннем детстве и никогда потом не покидающих маму, она рано познакомилась со страхом. Таких страхов у нее было несколько, и исходили они в основном от няни, которая, не справляясь с детьми и, конечно, не ведая, что воспитывает будущего профессора педагогики и психологии, прибегала к простому народному средству убеждения – запугиванию. Пугала она всем, что «попадалось под руку»: и Бабой-ягой, и Кощеем, и сверчком, и волком, и богом. Такая вот компания. Прямо и не знаю, как туда затесался сверчок. А еще кукушкой. Мамина няня любила спрашивать кукушку, сколько кому лет осталось жить, и мама очень боялась, что ее маме, моей бабушке, кукушка не накукует достаточно. При этом и сама «кукуемая» бабушка любила подпевать: «Мама, ты спишь, а тебя одевают в белый, совсем незнакомый наряд…», окончательно вгоняя свою дочь в слезы, а заботливая няня в это же время просила маму не плакать и «поберечь глаза». Согласитесь, в таком водовороте трудно удержать равновесие. Мама до сих пор помнит эти страхи, а отсутствие слез сегодня связывает и с этими событиями тоже.

Еще из маминых детских страхов – иконы. Няня периодически брала маму в церковь. Вообще, маму окрестили в возрасте трех лет втайне от ее папы – члена партии. Конечно, его согласие на это дело вряд ли могло бы быть получено, ведь партия бога не признавала вообще, а дедушка был настоящим, преданным и политически подкованным коммунистом. Я сам лично помню из своего детства, как он сидел летом на веранде и читал газету (наверное, «Правда») с двумя карандашами – синим и красным – в руках, подчеркивая, видимо, наиболее важные места. Я не разбирался в подробностях: что он подчеркивал красным, а что синим и каковы были последствия, но сам подход! Так что никаких шансов на крещение, стань о нем известно дедушке, не было. Теперь-то, конечно, все изменилось, и нынешнее поколение партийных и государственных идеологов отчаянно крестится по команде, поглядывая на «старшего» и стараясь не забежать вперед и не отстать, полагая, видимо, что этот процесс из той же серии, что и марш в колонне. При этом у них такие же лица, как в новостных передачах с их заседаний в правительстве, – сосредоточенные, нахмурившиеся, вспотевшие от напряжения и старательности. Никак не смахивает на счастье разговора с богом. Дедушка с его карандашами был гораздо убедительнее. Так вот, няня водила маму в церковь. Наверняка предполагалось при этом, что поход в церковь является желанным событием. На самом же деле все было не так: мама ужасно боялась мрачной обстановки церкви, в особенности икон со святыми, и эти страхи тоже остались с ней до сих пор. Правда, все было не так плохо: от этих страхов мама начинала отчаянно молиться, это старание не оставалось без внимания и воспринималось как усердие и послушание, за что маме первой подавали ложку с причастием, а это уже был положительный момент, который маме нравился и тоже запомнился.

Кто знает, может быть, именно эти упражнения воспитали в маме одно из важнейших, на мой взгляд, ее качеств – умение в любых ситуациях находить положительные стороны и сосредотачиваться на них.

Новый муж бабушки хотел маму удочерить, но родственники ее отца упросили оставить ее с отцовской фамилией. Так мама и осталась до замужества Витал Анной Михайловной. Маму любили все: и родственники ее настоящего отца, и родственники ее нового отца. И мама поддерживала отношения с ними всеми. Особенно ей нравился Юра – племянник ее настоящего отца, он много играл с ней, заботился о ней и вообще впоследствии стал идеалом мужчины, именно таким мама уже тогда представляла себе своего принца на белом коне. Они сохранили отношения на всю жизнь, и, когда я студентом приехал на научную конференцию в Латвию, познакомился с дядей Юрой и его женой, они там жили. Замечательные, по-настоящему родные люди.

Вскоре у бабушки с новым мужем родилась еще одна дочка – Наташа, сестра мамы.

Мама вспоминала, что в детстве она (мама) была плаксой, часто плакала «и уходила из дома, даже в темноту (хотя очень ее боялась), на скамеечку соседнего дома, а папа приходил уговаривать меня простить обидчика (это, как правило, была сестра) и вернуться»3. Вот такая вот была ее сестра Наташа, которая обижала ее, напоминая ей, что она, мама, «неродная» (за что ей попадало от отца нещадно), и которая впоследствии стала маме самой близкой подругой на всю жизнь. Мама рассказывала, что Наташа была смелее ее, даже критиковала своих родителей, упрекая их в том, что они, по ее мнению, чего-то там недодают, то ли игрушек, то ли платьев, а она, мама, всегда была трусихой и довольствовалась тем, что есть.

Мамины родители воспитывали своих детей в строгости и скромности, под девизом «„Я“ – последняя буква в алфавите». Девиз, кстати, оказался очень даже живучим – я отлично помню, как нам в школе некоторые учителя именно с помощью этого девиза объясняли наше место в этой жизни. Мамины родители всегда ставили на первое место работу и общество, а личное – всегда на потом. При этом не баловать детей было для них таким же естественным выбором. Я уже рассказал про любовь тети Наташи ко всему в горошек. Другим примером такого подхода может быть, например, история с куклами, которых дедушка привез своим дочерям из Москвы. «Это были настоящие большие куклы с закрывающимися глазами! Нам разрешали играть с ними только по праздникам». Неприятное чувство посетило меня после прочтения этих строк. «Вот что за родители – ну, купили детям куклы, так дайте им наиграться, радости лишней не бывает, почему надо ограничивать „только по праздникам“?!» – справедливо негодовал я про себя. Но тут же вспомнил, что как раз недавно мы купили младшему сыну его мечту – такой компьютер, который позволяет играть в какие-то там хорошие игры. И тут же определили ему – только по субботам и воскресеньям. Нет, конечно, это мы из благих побуждений, ведь в будние дни надо учиться и вообще не перебарщивать с этими компьютерами, все хорошо в меру… Эх, так и ходим поколениями по одному и тому же кругу.