Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец - Бен Макинтайр Страница 3

Волна беспорядков повлекла за собой отречение кайзера; восстание левых было жестоко подавлено оставшимися силами императорской армии и правым ополчением, фрайкорами. 1 января 1919 года Роза Люксембург и Карл Либкнехт основали Коммунистическую партию Германии (Kommunistische Partei Deutschlands), или КПГ, – через несколько дней они были похищены и убиты. Так в Веймарской республике началась эра культурного расцвета, гедонизма, массовой безработицы, экономической нестабильности и бурного политического конфликта, разгоравшегося по мере все более ожесточенных столкновений между крайне правыми и левыми радикалами. В политических взглядах Роберта Кучински произошел серьезный сдвиг в левом направлении. “Советский Союз – это и есть будущее”, – заявлял он после 1922 года. Так и не вступив в КПГ, Роберт заявлял, что коммунистическая партия – “наименее невыносимый” из имеющихся вариантов. В своих статьях он выступал за радикальное перераспределение богатства в Германии. Его предложения не прошли мимо внимания националистов правого крыла и антисемитов. “Он не просто против нас, – мрачно отмечал один немецкий промышленник. – Он уже потерял всякий стыд”.

Четырнадцать лет смуты, отделяющие свержение кайзера от прихода Гитлера к власти, расценивают как период нараставшей угрозы, обусловивший дальнейшую катастрофу. Но молодость и идеализм в те годы пьянили и будоражили, пока мир сходил с ума. Военные долги, репарации и неумелое распоряжение финансами вызвали гиперинфляцию. Деньги едва стоили бумаги, на которой были напечатаны. Пока одни умирали от голода, другие бросались в безумные траты: хранить деньги, которые вот-вот обесценятся, было бессмысленно. На глазах разворачивались сюрреалистические сцены: цены росли так быстро, что официанты в ресторанах каждые полчаса забирались на столы, чтобы объявить новые цены в меню; буханка хлеба, в 1922 году стоившая 160 марок, к концу 1923 года подорожала до 200 000 000 марок. Урсула писала: “Женщины стоят у ворот фабрики, чтобы забрать конверты с зарплатой своих мужей. Каждую неделю им вручают пачки банкнот в миллиард марок. Получив деньги, они несутся в магазины, потому что через два часа маргарин может подорожать вдвое”. Однажды днем в парке она увидела мужчину, ветерана войны, с культей, он лежал под скамейкой, прижимая к груди сумку с жалкими пожитками. Он был мертв. “Почему в мире творится такой ужас?” – недоумевала она.

Пока в Шлахтензее по-прежнему велись интеллектуальные разговоры в изящных интерьерах, миллионы людей примыкали к радикальным политическим движениям. В 1922 году министр иностранных дел Вальтер Ратенау был убит ультранационалистами после подписания соглашения с Советским Союзом. Каждый день Урсула своими глазами видела резкий контраст между городской беднотой и зажиточной буржуазией, к которой принадлежала и она сама. Она поглощала труды Ленина и Розы Люксембург, радикальные романы Джека Лондона и Максима Горького. Она хотела поступить в университет, следуя по стопам брата.

Юрген уже стал восходящей звездой левых академических кругов. После изучения философии, политэкономии и статистики в университетах Берлина, Эрлангена и Гейдельберга он получил докторскую степень по экономике, а вслед за тем в 1926 году отправился в США, поступив в аспирантуру Брукингского института в Вашингтоне. Там он познакомился с коллегой-экономисткой Маргаритой Штайнфельд и через два года на ней женился.

Берта была непреклонна: ее своенравная дочь обойдется без дальнейшего образования; ей нужно освоить какое-нибудь женское ремесло, а потом выйти замуж. В 1923 году в возрасте шестнадцати лет Урсула поступила в торговую школу, чтобы научиться печатать и стенографировать.

По ночам она писала стихи, рассказы, истории, полные романтики и приключений. Лишенная возможности получить академическое образование, она выливала энергию в собственный воображаемый мир. В ее детских сочинениях проступала жажда острых впечатлений, театральность, тяга к абсурду. Урсула всегда была главной героиней своих рассказов и писала о себе в третьем лице – о молодой женщине, целеустремленно совершающей великие подвиги и готовой идти на риск. Одна из ее героинь “превозмогла прежнюю детскую физическую слабость, окрепла и обрела силу”. Младшие сестры называли ее Сказочный Ураган. В дневник выливались не только обычные подростковые мрачные переживания, но и неукротимый оптимизм. “Я в дурном настроении, – писала она. – Я ворчу и огрызаюсь, сорвиголова, полукровка с черной гривой, еврейским носом и неуклюжими конечностями, недовольная и угрюмая… но вот голубое небо, пригревает солнце, капли росы на елках, волнение в воздухе, – и сразу хочется вырваться прочь, прыгать, бегать и любить”.

В тот год, когда Урсула официально закончила свое образование, Гитлер организовал в Мюнхене пивной путч – провалившуюся попытку coup d'état[1], после которой имя будущего фюрера стало известно в каждом доме, а сам он оказался в тюрьме, где надиктовывал Mein Kampf, нацистскую библию ненависти.

Урсулу, впитавшую политические убеждения отца, потрясенную происходившей на ее глазах деградацией, ужасал фашизм, и завораживали носившиеся в воздухе идеи социального равенства, классовой войны и революции. Ее неумолимо влекло к коммунизму. “В Германии грядет своя социалистическая революция, – заявляла она. – Благодаря коммунизму люди станут лучше и счастливее”. Большевистская революция доказала, что старый порядок прогнил и был обречен. Фашизм должен был потерпеть поражение. В 1924 году Урсула вступила в Kommunistischer Jugendverband Deutschlands, Коммунистический союз молодежи Германии, примкнув к идеологии, которой останется верна всю жизнь. Ей было шестнадцать лет. Как и другие коммунисты родом из зажиточных семей, Урсула не афишировала свое привилегированное происхождение. “Мы жили намного скромнее, чем можно было себе представить, – подчеркивала она. – Один наш прадедушка торговал в Галиции шнурками для ботинок с тележки”.

Молодые коммунисты – единомышленники Урсулы – из разных уголков, классов и общин Берлина стремились свергнуть иго капитализма и создать новое общество. Эта дурманящая атмосфера была питательной средой для дружбы. Габриэль “Габо” Левин, юноша из среднего класса, жил на окраине Берлина. Хайнц Альтман был симпатичным подмастерьем, чьи напутствия послужили для Урсулы “окончательным стимулом” вступить в партию. Это были молодые бойцы немецкого коммунистического движения, и Урсула была счастлива вступить в их ряды. После первомайской демонстрации 1924 года жажда риска не покидала ее до конца жизни. Кровоподтеки от ударов полицейской дубинки со временем зажили, но гнев Урсулы остался с ней навсегда.

По выходным члены Коммунистического союза молодежи разъезжали по селам, рассказывая о марксизме-ленинизме немецким крестьянам, которые, бывало, в ответ натравливали на юных проповедников своих собак. Однажды вечером в Лёвенберге, на севере Берлина, один сердобольный фермер пустил их компанию заночевать у него на сеновале. “В тот вечер мы особенно веселились, – писала Урсула. – Едва мы легли, кто-то стал фантазировать, как здесь будет через двадцать лет. Лёвенберг в 1944 году! Уже давно наступил коммунизм. Мы долго спорили, упразднят ли к тому времени деньги. Мы, к сожалению, тогда совсем состаримся – нам будет уже за тридцать!” Засыпая,