Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец - Бен Макинтайр Страница 4

Урсула была прирожденным миссионером. Она никогда не читала нотаций, но любила обращать людей в свою веру и атаковала неверующих до тех пор, пока их мировоззрение не совпадало с ее собственным. Первым делом она принялась за свою няню. “Я старалась ей все объяснить. Она считала, что я говорю дельные вещи”, – заявляла Урсула. Ни капельки не заинтересовавшись, Ольга Мут тем не менее вселила в девушку уверенность, что внимательно ее слушала.

Родителям Урсулы не нравилось, что их дочь попадает под полицейские дубинки и проводит ночи на сеновалах в компании юных коммунистов. Заметив, что “единственной интересовавшей ее областью было чтение”, Роберт договорился, чтобы ее взяли ученицей в книжный магазин Р. Л. Прагера на Миттельштрассе, торговавший юридической и политической литературой. Берта принесла ей пару туфель на каблуке, темносинее платье с белым воротничком, перчатки и коричневую сумочку из крокодиловой кожи. Перед первым выходом на работу Урсула подверглась тщательному осмотру матери и няни.

“Ничего спереди, ничего сзади, – сказала Олло. – До сих пор как мальчишка”.

“Зато ножки точеные, – отметила Берта. – Но чтобы их заметили, нужно ступать маленькими шажками”.

Олло согласилась: “Нашей Урсель никогда не стать леди”.

Как и все, что говорила Ольга Мут, это было сурово, но справедливо. Урсула с ее длинным носом, копной волос и прямолинейностью была бесконечно далека от образцов женственности. “Я никогда в жизни не превращусь в прекрасного лебедя, – писала она в своем дневнике. – Не могут же мой нос, уши и рот внезапно взять и уменьшиться!” Но даже в отрочестве от нее исходило мощное сексуальное притяжение, перед которым многие не могли устоять. Она хихикала, замечая, как чинивший крышу Дрезденского банка кровельщик присвистывал ей вслед, когда она ехала на работу на велосипеде: “Раскрыв объятия, он посылает мне воздушный поцелуй”. С ее яркими глазами, изящной фигурой и заразительным смехом она никогда не скучала без партнера на молодежных вечеринках в Целендорфе. На одной из них она была в “коротеньких красных шортах и облегающей блузке с накрахмаленным воротничком” и танцевала до полседьмого утра. “Говорят, я перецеловала двадцать юношей, – рассказывала она брату. – Вряд ли, максимум девятнадцать”.

Работать у Прагера было скучно и утомительно. Управляющий был тиран: заядлый курильщик с крупным, лысым и слегка заостряющимся черепом, он с упоением выдумывал новые унижения и бессмысленные задания для своих подчиненных. Урсула окрестила его Луковицей и провозгласила капиталистическим эксплуататором. На работе она “вытряхивала пыльную тряпку и торчала в пещерах без окон”. Читать на службе ей не дозволялось. “Есть же другие профессии, – размышляла она. – Вот дровосек, например. Могу я стать девушкой-дровосеком?” Из-за бешеной инфляции ее и без того маленькая зарплата вовсе обесценивалась. О своем отрочестве в Веймарской республике она вспоминала сквозь призму политических образов: “Богатство узких привилегированных кругов и бедность большинства, когда на перекрестках попрошайничают безработные”. Она твердо решила изменить мир. Целеустремленности и уверенности в себе Урсуле было не занимать: она превзойдет отца и добьется радикальных перемен в обществе, а в материнстве превзойдет Берту. Эти амбиции порой будут идти вразрез друг с другом.

Роберт и Берта Кучински оставили попытки обуздать политические устремления дочери. В 1926 году Роберт одновременно с Юргеном занял временную должность в Брукингском институте в Бостоне, где занялся исследованиями в области американской финансовой и демографической статистики. Они с Бертой периодически приезжали в Америку в течение следующих нескольких лет, оставляя дом на Урсулу и Ольгу Мут и укрепляя тем самым их взаимную привязанность. “Наша Олло, которой так и не довелось никого полюбить. Олло, истеричное, невзрачное маленькое создание, вечно недовольное, чья жизнь целиком сосредоточилась вокруг нас, Олло готова ради нас пройти сквозь огонь и воду, она все делает ради нас, посвятила нам жизнь и ничего больше в мире, кроме нас шестерых, не знает”. Родители часто подолгу отсутствовали, и в письмах Урсулы к ним чувствуется едкое недовольство: “Дорогая мамочка, надеюсь, твоему материнскому сердцу будут интересны наши повседневные мелочи”. В другом письме было напутствие: “Мы единодушно надеемся, что мамочка вскоре оставит прекрасную затею давать дельные советы по ведению домашнего хозяйства и указания о том, как готовить капусту, наводить порядок в доме и тому подобные”.

Пока Урсула целыми днями протирала книги от пыли, ее брат их писал. В 1926 году двадцатидвухлетний Юрген Кучински опубликовал “Возвращение к Марксу” (Zurück zu Marx), первый гром в лавине публикаций, которой он разразится в последующие десятилетия. Юрген, самозабвенно увлекавшийся собственными речами, еще больше любил скрип своего пера. Он оставил невообразимое прижизненное наследие: не менее четырех тысяч опубликованных трудов, в том числе массу статей в прессе, памфлетов, речей, эссе о политике, экономике, статистике и даже кулинарии. Юрген был бы неплохим автором, если бы мог держать себя в узде. Со временем его стиль утратил былую яркость, но он просто не мог взять себя в руки и кратко изложить то, о чем можно было поведать многословно. Его исследование условий труда вылилось в сорок томов. По сравнению с другими трудами “Возвращение к Марксу” было скромной работой на 500 страниц. Сестре он с характерным пафосом сообщил, что “надеется, рабочие с удовольствием прочтут ее”. Урсула предложила ряд редакторских правок: “Пиши проще, короткими фразами. Нужно стремиться к простоте изложения, чтобы понять могли все. Порой текст лишь усложняется, когда ради большей убедительности в двух-трех разных местах повторяется одно и то же, а меняется при этом лишь форма и строение предложений”. Этим превосходным советом Юрген пренебрег.

Дома и на работе Урсула трудилась на износ, а остальное время посвящала революции.

За несколько недель до своего девятнадцатилетия Урсула вступила в КПГ, крупнейшую коммунистическую партию в Европе. При новом руководителе Эрнсте Тельмане партия испытывала все большее влияние ленинизма (а потом и сталинизма), отстаивая демократию, но принимая при этом указания и финансирование непосредственно от Москвы. У КПГ было свое боевое крыло, вовлеченное в нарастающее противостояние с нацистскими штурмовиками. Коммунисты готовились к сражению. Лунными ночами в укромном уголке Грюневальдского леса первые друзья по Коммунистическому союзу молодежи Габо Левин и Хайнц Альтман учили Урсулу стрелять. Поначалу она постоянно промахивалась мимо мишени, пока Габо не заметил, что, целясь, она закрывает не тот глаз. Она оказалась отличным стрелком. Габо дал ей полуавтоматический пистолет Люгера и показал, как его разбирать и чистить. Она спрятала оружие за балкой на чердаке в Шлахтензее, сунув его в разорванную подушку. Когда наступит революция, она будет к ней готова.

Урсула участвовала в антифашистских демонстрациях. “Ужасно занята, – писала она. – Готовлюсь к годовщине революции