Внутри газовых камер. Подлинный рассказ работника крематория Освенцима - Шломо Венеция Страница 3

Итальянское консульство направило его на учебу в Милан. Как ветеран Первой мировой войны и гражданин Италии, мой отец имел право на определенные льготы. И у нас стало на один рот меньше. После того как в Италии были приняты расовые законы 1938 года, моего брата исключили из Миланского технического института и отправили обратно в Грецию. Так что он тоже не закончил учебу.

Мой отец не дожил до тех лет, когда фашистский режим показал свое истинное лицо. Он так гордился тем, что был итальянцем в Греции, что без колебаний надевал черную рубашку нового режима и гордо маршировал, когда появлялась такая возможность. Для него Муссолини был социалистом, и он не понимал истинной природы фашизма. Мы были слишком далеки, чтобы видеть эксцессы этого режима. Будучи ветераном войны, он принимал участие во всех демонстрациях и парадах, организованных итальянцами. Это было для него единственным способом развеяться. Кроме того, создавало впечатление престижа среди других евреев Салоников. Немногие из евреев, приехавших из Италии, сохранили свое итальянское гражданство. Большинство вели себя так же, как мой отец: они смотрели на все под своеобразным углом, толком не понимая ситуации в Италии.

Чувствовали ли вы разницу между итальянскими и греческими евреями в Салониках?

Из шестидесяти пяти тысяч евреев в городе было, наверное, не более трехсот человек итальянского происхождения. Но мы были единственными, кто мог отправить своих детей в итальянскую школу. По сравнению с остальными, которые обычно ходили в еврейские школы, это давало нам преимущества: мы получали все бесплатно, нам давали книги, мы ели в столовой, даже масло из печени трески… Мы носили красивую форму – с аэропланами у мальчиков и ласточками у девочек.

В то время фашисты пытались пропагандировать процветание Италии. Эта пропаганда была для других стран, но мы ею пользовались. Например, в школе проводилась «фашистская суббота», в которой должны были участвовать все ученики. Участие в этих парадах вызывало у меня гордость, я чувствовал себя не таким, как все, и мне это нравилось. Я даже дважды ездил в лагерь отдыха в Италию вместе с «Балилла»[3], хотя в то время почти никто не ездил. У нас были и другие преимущества, потому что итальянское посольство нам очень помогало. Например, в определенные праздники консульство раздавало итальянцам с ограниченными средствами обувь и книги. Для нас эти мелочи имели большое значение. Надо сказать, что еврейская община Салоников делилась на три категории: крошечная часть была очень богатой, небольшая часть жила в достатке, а подавляющее большинство выходили утром на работу, не зная, удастся ли им принести вечером достаточно денег, чтобы прокормить семью. Как ни тяжело это признавать, я не мог сказать дома: «Я голоден, пойду поем», потому что нам всего не хватало. Это совсем не похоже на сегодняшних детей, которых приходится заставлять доедать. В те времена все было ограничено, и каждый должен был умудриться найти что-то съестное. Помню, у нас были соседи еще беднее нас. Моя мама всегда старалась им помочь, хотя мы сами очень нуждались. Вот такими бедными мы были. Все это закалило мой характер. Я убежден, что лишения, которые постоянно испытываешь, делают тебя сильнее.

Какой была еврейская жизнь в Салониках?

В городе было, наверное, пять или шесть еврейских кварталов, все очень бедные. Обычно они носили номер трамвая, который их обслуживал. Главный же из них назывался Барон-Гирш – по имени богатого мецената, который помогал еврейской общине Салоников. Более девяноста процентов населения, проживавшего в том районе, составляли евреи. Мы жили за его пределами, но бо́льшую часть времени я проводил с евреями. В нашем доме все было кошерным. Не потому, что моя семья была религиозной или действительно соблюдала правила, а потому, что все магазины в округе были кошерными. Особенно это касалось мяса, которое мы покупали в редких случаях, когда могли себе позволить. Мы ели его по пятницам с фасолью. Это было богатое блюдо для бедных. Чтобы есть некошерную пищу, нужно было приложить много усилий и куда-то далеко ехать. В школе, с другой стороны, еда была некошерной, но у меня не было с этим проблем. Для нас главное было просто есть, чтобы не умереть с голоду.

Многие евреи в моем окружении были религиозными. Но, наверное, не так, как в маленьких деревнях Польши, где все поголовно были очень набожными. Когда у меня была бар-мицва, я не умел читать на иврите, поэтому выучил все наизусть. Отца уже не было, и дед отвел меня в синагогу. С того дня, когда я ложился спать у него дома, он будил меня на рассвете, чтобы я мог пойти с ним на утреннюю молитву. Как и все тринадцатилетние подростки, которые предпочитают спать спокойно, я переворачивался в постели и стонал в надежде, что на этот раз не придется никуда идти.

Каковы были отношения между евреями и неевреями?

Особых проблем не было. Хотя большинство моих друзей были евреями, я общался и с христианами. Иногда, правда, случались драки, когда какие-нибудь молодые люди из соседнего квартала приходили в еврейский квартал, чтобы спровоцировать нас и подраться. Но в основном это были обычные драки между детьми. Не знаю, можно ли здесь говорить об антисемитизме. Я помню один эпизод, который чуть не закончился для меня печально. Мне было, наверное, двенадцать или тринадцать лет. В то время мы часто ходили по субботним вечерам в другие районы, чтобы знакомиться с девочками. Местные мальчишки ревностно пытались прогнать нас со своей территории. Однажды мы с четырьмя или пятью друзьями ввязались в драку с бандой другого района. Друзья побежали назад, а я, не подозревая об опасности, продолжал идти. Заметив, как они разозлились, я притворился, будто хромаю. Когда я проходил мимо, они сказали мне: «Мы не тронем тебя, потому что ты хромаешь, но в другой раз…» Я прохромал еще примерно десять шагов, а потом рванул со всех ног. Обычные дети.

Но вы не испытывали на себе особой враждебности к евреям…

Единственное время, когда мы чувствовали неприятное напряжение, – это православная Пасха. В кинотеатрах можно было увидеть короткометражные фильмы, разжигающие антисемитизм, в которых говорилось, что евреи убивают христианских детей и используют их кровь для приготовления мацы. Это были самые тяжелые моменты, но я не помню, чтобы они перерастали в насилие. С другой стороны, можно было почувствовать, как трудно быть евреем, когда сменилось правительство и к власти пришли фашисты.

Тогда у евреев начались настоящие проблемы.