Светлана Аллилуева - Далекая музыка дочери Сталина Страница 30

Я быстро просмотрела книгу любимой кузины Райта Магинэль Ллойд-Джонс, озаглавленную «Долина Могучих Джонсов». Это был красочный рассказ о том, как ее предки колонизовали эту прекрасную долину. Мы были здесь. Вот она, раскинулась вокруг, зеленая и благодатная, с фермами, лугами и стадами. Это была Америка в ее наилучшем воплощении, и не было никаких сомнений, что именно здесь сложился Великий архитектор. В своей автобиографии он описал с нежнейшей любовью эти холмы, поля, маленькую ферму своего дядюшки, где он работал мальчиком. (Эту ферму позже купил Вэс, и теперь она была наша.) Автобиография художника, в которой сухие стебли сорняков на заснеженных зимних полях описаны с напряженной любовью. Но где, страницей позже, собственные дети названы «визжащими поросятами с мокрыми носами», надоедливой помехой. (Я бросила читать на этом месте, потому что мужчины, безразличные к своим детям, мне отвратительны.)

Итак, Ллойд-Джонсы были здесь, включая многих прямых потомков Райта. Миссис Райт поблекла и притихла среди них, но должна была, тем не менее, принимать их в Талиесине. Она выглядела раздраженной и не скрывала своей радости, когда семейный сбор закончился и весь многолюдный клан разъехался по домам.

Лето в Висконсине было жарким и влажным, но сентябрь – прохладным и чудесным. Это самое лучшее время для здешних долин. Все вдруг становится ясным, чистым, каждая травинка, каждый дикий цветок. Я гуляла среди рощ, вдыхала ароматный воздух и чувствовала себя молодой, каждым нервом в гармонии с этими небесами, этими взбитыми облаками, этими старыми шелестящими деревьями… Когда-то, многие годы тому назад, я чувствовала себя вот так же, и тогда я знала почему. Но теперь – разве могло это случиться теперь?…

После нескольких недель внутреннего покоя и счастья местный врач подтвердил невозможное: я ожидала ребенка. Это был сюрприз, на который я совсем не рассчитывала. Как будто Господь компенсировал мне разлуку с сыном и дочерью в России… Я ходила, как по воздуху, так легко, с таким чудесным чувством мира в душе. Вэс тоже был удивлен и радостен, когда узнал новость, и немедленно пошел рассказать об этом своей бывшей теще, от которой он ничего не утаивал. Он возвратился от нее, переменившись в лице. Мне он ничего не сказал, но я почувствовала, что вся его радость исчезла.

Что-то странное происходило вокруг. Из намеков и разговоров я знала, что после того как Райт умер в 1959 году, в Талиесине решили больше не рожать детей. Одной только Иованне разрешено было иметь дочь, которой теперь было 12 лет. Но не было никого моложе этой девочки. Это было как-то связано с оккультными теориями, которые практиковала миссис Райт и ее окружение; она была в постоянных контактах с умершими. Без сомнения, мы грубо нарушили ее правила.

«Разве ты не собираешься что-либо делать с этим?» – робко спросил меня как-то Вэс. «Конечно, нет!» – ответила я. Самая мысль показалась мне ужасной: жизнь, судьба дарят мне этого ребенка взамен тех, старших, быть может, потерянных навсегда… Как же можно отказаться от такого дара? Как можно было не оценить его в нашем возрасте – мне было 44, моему мужу 58 лет? Диктаторы вечно вмешиваются в личную жизнь других!

Такова натура диктаторов на всем земном шаре. Кажется, мне никак не избежать этого… Что за рок!

Мой отрицательный ответ был доложен начальству, и последовала буря. Миссис Райт не стала говорить прямо со мною, но предприняла более сильный ход. Ошибочно считая (как это делали и многие другие) посла Джорджа Кеннана и его супругу моими «американскими крестными родителями», она обратилась к ним. Однако, давая мне советы в различных практических решениях, Кеннаны совершенно не вмешивались в мою личную жизнь. Но на этот раз им было предложено срочно вмешаться и отговорить меня «от этой глупости». Миссис Райт держала посла у телефона весьма долго, и он – воспитанный, вежливый дипломат, – корчась под ударами ее английской речи с сильным акцентом, пытался объясниться с нею и заставить ее увидеть «и другую сторону вопроса». Но она была беспрекословна и грозила сама приехать к нему в Принстон, чтобы наконец «объяснить все». В отчаянии, он махал рукой своей жене, и она, взяв трубку параллельного телефона, прокричала, что «кто-то пришел срочно повидать Кеннана». Таким образом, он был спасен. Кеннаны рассказали мне позже об этом происшествии, которое их совершенно поразило: они мало представляли себе до той поры мою жизнь в Талиесине.

Разговоры прекратились, все шло своим чередом. Но мне становилось все более не по себе, когда я думала о будущем. Как буду я жить здесь, среди подобных нравов. Что будет с моим ребенком, столь нежеланным здесь? Мне думалось, что ребенок укрепит нашу семью, как ничто более. Хотелось думать положительно о всех возможностях. Но становилось страшновато от неограниченной власти женщины, пригласившей меня сюда, и теперь горько во мне разочарованной, раздраженной самим моим присутствием в ее маленьком королевстве.

Тем временем Вэс и я поехали на машине назад в Аризону. Теперь Вэс вел машину сам и не так быстро, как он обычно привык. Была поздняя осень, ноябрь. По дороге мы остановились в Чикаго, где ледяной ветер почти сбивал с ног. Еле дошли до дверей гостиницы! Мы ехали через штаты Иллинойс и Миссури, Канзас и Нью-Мексико, где посмотрели искусство местных Пуэбло в Таосе. Я узнавала так много об Америке, просто путешествуя с Вэсом в машине! Он был прекрасным компаньоном, заинтересованным, показывавшим и рассказывавшим мне все, что он знал об этих местах. И опять вдали от Талиесина он становился легким и милым, болтливым и шутливым, готовым развлекать меня и быть внимательным: словом, самим собою.

Талиесин замораживал его, лишал его речи и, казалось, мысли. Его обязанности и ответственность были велики, но прав – не было никаких. Боялся ли он грозную вдову? Была ли какая-то тайна между ними двумя? Почему эта старая маленькая женщина с пергаментным лицом держала в страхе шестифутового великана? Я не знала ответов. Он молчал. Но разница в его поведении была колоссальной. Такая же разница была заметна и в поведении других здесь: присутствие вдовы парализовало всех. Сейчас все были спокойнее и веселее, так как миссис Райт уехала в Европу в окружении своих ближайших «фрейлин», личного доктора и черного датского дога, повсюду путешествовавшего с нею в специальной клетке.

В эту прекрасную позднюю осень, проезжая через необъятные просторы, мы встретили День Благодарения в дороге. Жаль было находиться не дома среди друзей, – праздник Благодарения такой теплый и веселый в Америке! Американцы всегда остаются дома в этот день и собирают всю семью за столом. Наше расписание поездки было выбрано в соответствии с интересами работы, Вэс отправлялся в дорогу тогда, когда это было удобно для всех. Мы думали теперь об обеде Благодарения в Талиесине в Аризоне, в то время как машина катилась по шоссе. К тому часу, когда все садятся за стол и принимаются за индюшку, мы въезжали в небольшой город Спрингфилд в Иллинойсе, где улицы были пустынны…