Светлана Аллилуева - Далекая музыка дочери Сталина Страница 29

Миссис Райт испытывала глубокий страх к огню, к горящим каминам, к незатушенным сигаретам: Талиесин пережил несколько больших пожаров в прошлом. Студенты в рубашках с оборками стояли за стульями, прислуживая, а после обеда ее любимцам разрешалось проводить ее в спальню. Все внимали каждому ее слову в молчании. Старые шутки Райта повторялись изо дня в день, и все с готовностью вновь и вновь смеялись. Все это было как в театре, и многие гости высмеивали Ольгу Ивановну, находясь, правда, уже на далеком расстоянии от нее. Но в ее присутствии и они только кивали. После трех лет в Америке, уже привыкшая к беззаботности, веселости, ненапряженности поведения вокруг меня, я удивлялась: где я нахожусь? Все, что напоминало мне хотя бы отдаленно или намеком мою советую Россию – с ее контролем, запретами и всеобщей угнетенностью, – даже тень подобных взаимоотношений, вызывало у меня в лучшем случае – смех; а в худшем случае – депрессию. Я говорила об этом мужу, но он, казалось, даже не слышал меня. Он был слишком занят проектом второй виллы для принцессы Шамс Пехлеви. Тогда я просто уходила в нашу комнату и сидела там, пока не наступала пора переодеться и выйти к гостям.

Любимым отдыхом для Вэса были многолюдные коктейли у местных богачей. Он знался только с богачами, и только их приглашали в Талиесин. Никаких бедных артистов. Никаких застенчивых интеллектуалов. Только те, кто имел деньги, а потому и власть, были представлены здесь. «Зачем меня так зазывали сюда? – часто думала я. – Для чего я была нужна им? Для чего я была нужна ему?»

Иногда мы выходили вместе в ресторан. И – странно – нам не о чем было говорить! Он знал так мало, хотя бывал не раз в Европе и Азии. Ему было неинтересно сравнивать разные страны и культуры. К Индии он был совсем равнодушен: «бедная страна, неинтересное искусство». Все, что так занимало меня, было ему чуждо. Иногда меня поражало его безразличие к моим знаниям и опыту, к моему мнению, просто к событиям моей жизни, столь отличной от его… «Каким он был со своей первой Светланой? – иногда думала я. – О, нет, она ведь была частью Товарищества, ее родители – создали его, ее отчимом был сам Фрэнк Л. Райт. Тогда было все иначе, наверное… Так зачем все эти люди зазывали меня сюда?» Я была все еще влюблена и не могла дать прямой ответ: из-за денег.

Летом 1970 года мы совершили чудную поездку на «кадиллаке» (собственность Фонда Райта) через горную часть Аризоны, к Скалистым Горам, потом через Колорадо, Юту, Канзас и прибыли в изумрудные равнины Висконсина.

Все Товарищество переезжало таким же образом каждое лето, возвращаясь в Аризону поздно осенью, следуя образцу, установленному Райтом десятилетия тому назад. Это был отдых архитекторов и их семей, но все было организовано сверху. Миссис Райт сама решала, кто, когда и с кем едет; затем намеченным ею людям просто говорили – когда выезжать. Недели или десяти дней было достаточно для «отдыха» такого рода. Другую неделю они проведут в дороге осенью, возвращаясь в Аризону. Так проходило в Талиесине каждое лето, без изменений.

Для меня это была возможность посмотреть страну, – именно так, как я всегда этого хотела. Безусловно, деловые телефонные звонки преследовали нас и по дороге, в мотелях, в гостиницах, где мы останавливались. Заботы и беспокойства о подрядчиках, строителях, проектах. Много времени также было проведено в телефонных будках по дороге. Но когда я вела машину, Вэс отдыхал, пел смешные куплеты, декламировал шуточные стихи или просто дремал. Он, казалось, снова стал, как прежде, приятным и теплым. Вдали от своей хозяйки и ее неотступного ока он преображался. Как отличный гид, он рассказывал мне о местах, где мы проезжали, и история Америки оживала. Он проделал эту дорогу столько раз, каждый год – вот почти уже сорок лет… Вэс в самом деле хотел, чтобы я узнала больше и полюбила бы эти прекрасные края. Даты, имена, события сыпались, как водопад. Ландшафты Скалистых Гор, Большого Каньона, Долины Памятников и необъятных равнин были прекрасны и величественны. Эта поездка на Восток, и позже – возвращение (через Нью-Мексико) были полны незабываемых впечатлений.

Когда мы наконец въехали в зеленый полнокровный сельский Висконсин, Вэс стал даже лиричен. Он любил эти места более всего – потому что сам Райт любил их: это была его родина. Здесь он построил в 1911 году обширное поместье и назвал его «Талиесин», взяв имя средневекового валлийского барда. Дом был резиденцией Райта и жены его клиента – миссис Чинней, которая сбежала к нему… Они были счастливы здесь несколько лет до того страшного дня, когда сошедший с ума повар-негр поджег дом. Стоя у двери с топором в руках, он уложил всех, кто пытался спастись… Райт был в Чикаго в тот день и, возвратясь, нашел смерть и разрушение…

Эта история, случившаяся в 1914 году, была часто повторяема в Талиесине в наше время. Райт очень любил миссис Чинней, которой так и не удалось получить развода. Она похоронена на маленьком семейном кладбище семьи Ллойд-Джонсов, где позже был похоронен и сам Райт. Но мы никогда не слышали ничего о его первой жене Кэтрин, матери его шести детей; номер три – Мириам Ноель – также не упоминалась.

Мы должны были верить, что Райт поистине был счастлив только с Ольгиванной и что только с ней расцвел его артистический гений. Эта тема повторялась во всех книгах, написанных ею, хотя это было настоящим переделыванием истории искусства. На самом деле, они встретились, когда Райту было почти шестьдесят и он уже создал все свои новаторские приемы и идеи и был признанным лидером в области архитектуры, в то время как Ольгиванне было лишь около тридцати лет. Но она хотела утвердить именно такую мысль, и это переделывание уже известной истории, эта подтасовка фактов напоминали мне опять такие же попытки в исторической науке в СССР. Выбрасывание имен и фактов, изменение хронологии, прибавление всего чего угодно… Сходство с диктаторскими путями советской России преследовало меня здесь беспрестанно, и я спрашивала себя опять: «Почему я попала в это странное место?… В этот примитивный коммунизм под диктатором!» Какое блаженство было жить в Принстоне, вольно и свободно.

Но мне не хотелось позволить этим вопросам изменить мое решение концентрироваться на приятных вещах, обходить стороной неприятные и наслаждаться личными отношениями и семьей.

В это лето я наблюдала в Висконсине важное местное событие: семейный сбор всех Ллойд-Джонсов, – родни Райта по материнской линии, – этого большого клана переселенцев из Уэльса. Раз в несколько лет около двухсот родичей съезжались сюда, заполняя все, как волны прилива. Маленькая часовня Унитарианской церкви открывала свои, обычно запертые, двери, ее украшали свежей зеленью и служили службу. Никому из них не было никакого дела до Гурджиева и его тибетских танцев.