Герман Смирнов - Очищение армии Страница 30

…После моего доклада Бломбергу у моего шефа генерала фон Штюльпнагеля и из отчетов военного атташе в московском посольстве генерала Кестринга я увидел, что с немецкой стороны абсолютно ничего не произошло, что могло бы вызвать аферу Тухачевского. И действительно, события застали всех врасплох. Однако и о подоплеке, приведшей к их внезапному возникновению, невозможно было что-либо сказать. Кестринг усматривал в устранении Тухачевского конец внутриполитической борьбы за власть, во время которой Сталин ликвидировал своих действительных или мнимых противников. Мы присоединились к этой хотя и примитивной, но по сути, видимо, правильной оценке, ибо в отношениях с нами – и особенно с Кестрингом – со стороны русских никаких изменений не замечалось. О внутриполитических причинах, приведших к низвержению Тухачевского, задумываться следовало, в конечном итоге, не нам.

У нас и так было достаточно дел с наблюдениями за происходившими тогда особенно сильными изменениями в Красной Армии; у нас просто не было времени заниматься предложениями о внутриполитических закулисных сторонах аферы Тухачевского…

…Если судить по расплывчатым и неточным протоколам процесса, к которым я имел доступ, то для обоснования тезиса о том, что Тухачевский имел конспиративные контакты с «фашистской» державой, никаких конкретных данных не было, кроме, пожалуй, одного, что один из генералов-предателей вел тайные переговоры с одним фашистским генералом. Указание на это – оно было напечатано в газетах – Кестринг принял на свой счет, так как кроме него ни одного «фашистского» (т. е. на советском жаргоне – «национал-социалистического») генерала во всем Советском Союзе не было. Он выразил протест в Наркомат обороны СССР против того, что его, чье лояльное отношение к Советам общеизвестно, связывают с этим мрачным делом. На это ему ответили, что фашистский генерал, о котором идет речь, не он, наоборот, – он по-прежнему пользуется полным доверием, которое выражалось ему до сих пор именно в силу лояльного поведения.

Однако ответа на вопрос, кто же, собственно, был этим фашистским генералом, он не смог получить ни тогда, ни позже. Неясные обвинения и столь же неточные признания некоторых генералов делали для меня пункт обвинения о «конспирации с фашистскими генералами» сомнительным, и еще более сомнительным потому, что, основываясь на моей информации в Берлине, я с уверенностью мог предполагать, что мы ни малейшим образом не участвовали в афере Тухачевского. Что-то было в этом обвинений «не то».

Дальше я задался следующим вопросом: кто был Тухачевский и почему именно ему могли поставить в вину конспирацию с фашистскими (в этом случае могли иметься в виду только немецкие) генералами? Честно признаюсь, что личность Тухачевского, несмотря на необычайно быструю карьеру в Красной Армии (или скорее всего именно из-за этого), с самого начала казалась подозрительной.

Будучи молодым офицером (старшим лейтенантом или капитаном), он служил в царском гвардейском полку, после революции одним из первых офицеров, я бы не сказал, что открыл в себе революционные убеждения, а только тогда заявил о них, когда подобное поведение ничем не грозило. Он перешел на сторону Красной Армии и сделал для бывшего гвардейского офицера фантастический взлет на высший командный пост в Красной Армии, будучи вторым по рангу после наркома обороны Ворошилова. Эта скорая карьера допускает предположение, что он помимо прочих талантов принес с собой и чрезвычайную способность подстраиваться, позволившую ему обойти стороной неисчислимые рифы в водовороте революции, добраться до поначалу неприступного поста.

Он, разумеется, был одним из тех офицеров, для которых один упрямый полковник нашел хотя и примитивное, но меткое определение: «Высоко интеллигентен, но не без изъянов в характере».

Лучше с Тухачевским мы познакомились во время его участия с группой высокопоставленных советских офицеров в маневрах по приглашению рейхсвера в 1920-х годах. На людей типа Бломберга Тухачевский произвел хорошее впечатление, потому что он, владея прекрасными специальными знаниями и светскими манерами, приятно, выделялся из группы тогда еще неотесанных пролетарских коллег. Менее приятное впечатление он, видимо, оставил у общавшихся с ним немецких офицеров более низкого ранга. Так, например, мой многолетний сотрудник в ТЗ (отдел «Иностранные войска») полковник Мирчински описывал Тухачевского как чрезвычайно тщеславного и высокомерного позера, человека, на которого ни в коем случае нельзя было положиться…

…При подобной оценке я задался вопросом, можно ли было положиться на искренность, постоянство и лояльность такой личности по отношению к Германии? Мой ответ был однозначен: нет. Это «нет» вскоре подтвердил и сам Тухачевский. Весной или осенью 1936 г. на сессии Верховного Совета одной из важнейших тем были внешнеполитические отношения с Германией. По этому вопросу выступили Молотов, Литвинов и Тухачевский. В то время как выступления Молотова и Литвинова были сдержанными и сбалансированными, если сравнить их с массой оскорблений в предшествовавших речах Гитлера, тон и содержание речи Тухачевского были почти враждебными и угрожающими. Как бы то ни было, но лояльности по отношению к Германии в ней совершенно не чувствовалось.

И когда я, в том же году, при случае встретился во время посещения в Москве Кестринга с генералом Урицким, начальником иностранного отдела или отдела атташе Красной Армии, я сказал ему, что с отчуждением воспринял это недружественное отношение Тухачевского, высказанное в речи. При этом я намекнул, разумеется, в деликатнейшей форме, что для меня подобное изменение мнения у Тухачевского не является неожиданностью, что я всегда считал его переменчивым, к сожалению, даже слишком лабильным.

Из весьма дипломатичного ответа я мог «между строк» услышать, что моя краткая и осторожная оценка Тухачевского верна. Тухачевский превратился в рупор офицеров, которые больше ничего и слышать не желали о прежнем многолетнем сотрудничестве с германской армией…

Пункт обвинения: «конспиративные связи с фашистскими офицерами» был, таким образом, совершенно абсурдным… Насколько мне известно, было совершенно невероятно выдвигать подобное обвинение в связи с Германией, так как за время моей многолетней деятельности в отделе «Иностранные войска» ни разу не случалось, чтобы кто-либо из русских командиров, бывших, скажем, откомандированными на маневры рейхсвера, отвечал даже на самое пустяковое письмо в неслужебном порядке, если он вообще отвечал. Просто-напросто не было никаких отношений между рейхсвером и Красной Армией, которые не находились бы под контролем…