Николай Воронов - На службе военной Страница 30

Прощаясь, Долорес Ибаррури по существующему в Испании обычаю подарила мне сувенир. Это был толстый металлический многоцветный карандаш. Через три года подарок Долорес спас мне жизнь.

Кадры республиканской артиллерии хоть и медленно, но пополнялись. В районе Альманса был создан центр по обучению артиллеристов, а в Лорка военно-артиллерийская школа, готовившая офицеров.

Вспомнив сообразительного математика, успешно стрелявшего на полигоне, я предложил призвать в артиллерию значительную группу молодых математиков и физиков-преподавателей гражданских учебных заведений. Так и было сделано. После короткой подготовки многие из этих молодых научных работников оказались отличными командирами батарей. Я не раз встречал их потом на фронте и видел, как сноровисто они действовали в боевой обстановке.

В Каталонии

Вскоре я был направлен на Каталонский фронт, под Теруэль, где готовилась небольшая наступательная операция. Несмотря на мои настойчивые приглашения, Фуэнтес категорически отказался ехать со мной и лишь пожелал мне вернуться невредимым.

В Барселоне я встретился с членами местного анархического правительства, которые вручили мне мандат на право посещения четырех боевых колонн фронта. На мандате было поставлено 8 печатей, по две на каждую колонну. Он производил в частях магическое действие.

Русский офицер-артиллерист был здесь для всех диковинкой. Ко мне отнеслись сначала настороженно, но вскоре почувствовали, что прибыл человек, искренне желающий помочь им.

В это время анархисты готовились к захвату важного опорного пункта в обороне фашистов, расположенного на кладбище.

Капитан Гольего, начальник артиллерии Каталонского фронта, не возлагал больших надежд на свои подразделения. Он весьма туманно представлял, как артиллерия будет готовить атаку, и сопровождать огнем наступающую пехоту.

Я просил Гольего собрать артиллерийских командиров, которые будут участвовать в операции. Речь пришлось повести с азов. Я, опираясь на опыт нашей армии, рассказал о значении артиллерийской разведки, о роли артиллерийской подготовки, централизованном управлении огнем, приемах огневой поддержки атакующей пехоты. Все это показывалось на карте с учетом конкретной боевой обстановки, реальных сил и средств (еще до беседы мы вместе с Гольего провели рекогносцировку на непривычной для меня гористой местности).

Артиллеристы слушали меня с большим интересом и задали множество вопросов. Высказывались сомнения в осуществимости новой тактики в здешней обстановке. В конце концов решили рискнуть.

Прежде всего, попытались централизовать управление артиллерией. Оказалось, что в артиллерийской подготовке смогут принять участие одиннадцать батарей, но было неизвестно, согласятся ли комитеты колонн хотя бы на время выделить эти батареи в подчинение начальнику артиллерии фронта, отпустят ли снаряды. Капитан Гольего даже сомневался, могут ли все батареи одновременно начать артиллерийскую подготовку.

- Надо знать характер наших командиров батарей! - говорил он горячо. Нельзя насиловать их волю и намерения!

Будучи людьми экспансивными, каталонцы воодушевились новыми замыслами и уговорили комитеты колонн на артиллерийские эксперименты. Началась самая деятельная организация артиллерийской подготовки по русскому образцу. Я не жалел времени, чтобы растолковать своим новым друзьям порядок взаимодействия, сочетания огня и движения, помогал им наладить взаимодействие артиллерии и пехоты.

В день наступления артиллерия одновременно обрушила свой огонь на позиции противника. Артподготовка и перенос огня были выполнены довольно четко. Но атака пехоты была до удивления старомодной. Анархисты двинулись вперед медленно, без перебежек, сплоченными рядами, в полный рост, как на демонстрации. Из-за каменной ограды кладбища раздалось несколько винтовочных выстрелов, среди анархистов оказалось двое убитых и несколько раненых. Этого было достаточно для того, чтобы колонна остановилась и двинулась назад, неся на руках убитых. Заставить повторить атаку было уже невозможно: анархисты считали необходимым, прежде всего, похоронить погибших товарищей. Соседняя колонна, следуя этому примеру, самовольно отошла в исходное положение.

Какой удачный момент был упущен! Противник, впервые испытав на себе хорошо организованный артиллерийский огонь, был основательно побит и морально подавлен. Не потребовалось бы много усилий, чтобы захватить его опорный пункт. Но все пошло насмарку, бои снова приняли затяжной характер.

На этот участок прибыла рота танков во главе с очень храбрым командиром. Мы вновь провели артподготовку, под прикрытием огня вперед рванулись танки, но пехота никак не хотела идти за ними. Дело доходило до того, что командир танковой роты вылезал из своего танка, шел во весь рост и жестами призывал пехоту двигаться вперед. Но все было безуспешно. Анархическое воспитание и низкая дисциплина делали свое вредное дело.

Однажды из Валенсии приехал знакомый мне волонтер Петрович. Перед наступлением темноты мы отправились на передовой наблюдательный пункт, с которого хорошо просматривались позиции противника.

По пути встретили военного, который нес на плече кипу одеял. Он оказался командиром "центурио" (сотни), его избрали на одну неделю, и он спешил проявить заботу о своих подчиненных. Одеяла предназначались для его солдат.

- Покажите нам фашистов, - попросил Петрович.

Командир сотни положил на землю свою ношу и долго вел нас, крадучись, по пересеченной местности.

Скоро наступили вечерние сумерки. Вдруг наш проводник остановился, показал рукой вперед и чуть слышно шепнул: "Фашиста!"

Оказывается, он подвел нас к самой фашистской траншее, на дне которой теплились угольки, и была видна фигура солдата. Я выхватил револьвер. Мы стали тихо пятиться назад и облегченно вздохнули, когда укрылись в какой-то лощинке. Фашисты нас не заметили, и мы, наконец, вернулись к тому месту, где были оставлены одеяла.

Наш случайный провожатый удивился, услышав от нас корректные упреки в безрассудстве. Испанец, в свою очередь, обвинил нас в черной неблагодарности: ведь он сделал все, о чем его просили. Просили показать фашистов - он и показал! Нам осталось только сердечно поблагодарить его.

Подобных случаев чрезмерного усердия было немало. Работая как-то в штабе в Седрильяс, я внезапно увидел на своем столе три снаряда. Их вынули из-под плащей офицеры-артиллеристы, приехавшие с поля боя, и водрузили на стол в качестве сувениров. Эти фашистские неразорвавшиеся снаряды были далеко не безопасны, любой из них мог взорваться при малейшем прикосновении. Офицеры были искренне счастливы, что сумели преподнести мне подарки, а я с тревогой думал о том, как теперь с наибольшей безопасностью удалить эти снаряды из штаба. Пришлось освободить здание от людей, пока не были унесены злополучные "сувениры".